— И как ты себе это представляешь? — разозлилась Сатор, которую собственные маянья от стыда и виноватости допекло окончательно. — «Дорогой Саши, я, конечно, тварь последняя, и без того тебя унизила. Но давай ты еще подождешь, пока я в себе разберусь!» Так, что ли?
— Примерно. Исключая моменты про «тварь» и «унижение».
— Это почему?
— Да потому, что унизить можно только того, кто хочет быть униженным.
— Снова гоблинская мудрость? — не очень-то уверенно улыбнулась Анет.
— Общечеловеческая! — рявкнул Кремнер, содрав с носа очки. Сатор даже примерещилось, что он их сейчас в сугроб зашвырнет, но Саши ничего швырять не стал, только чуб свой взъерошил. — Может твой… кто-нибудь и оскорбился бы. Только хватит нас сравнивать! Лично я ничего из произошедшего за унижение моего мужского достоинства не принял. Он был ранен, да еще второй раз, да еще так, что ты могла посчитать себя виноватой. И ты на самом деле… — гоблинолог повертел пальцем, слова подбирая, — не разобралась в своих чувствах. Ничего умнее, как отойти в сторону и дать тебе немного воздуха, я сделать просто не мог. При чем тут унижение, скажи на милость?!
— Это как-то все… — такой типичной овцой проблеяла Ани.
— Ладно, хорошо. Что случилось после того, как ты в себе разобралась?
— А потом стало поздно…
— Кто тебе это сказал? — почти проорал гоблинолог. — Твой бохатый жизненный опыт? — он так и сказал: «бохатый». — Хаос, Ани, я не только не он, но даже и не ты, представляешь? У меня есть собственный опыт, мозги и, все твари тебя задери, мнение!
— Ты почему на меня орешь? — не слишком смело поинтересовалась Сатор.
— Потому! Близнецы! Я чего только не передумал, чего только не представил! Да я уверен был!.. Знаешь, сколько раз собирался с духом, чтобы поговорить с тобой? У меня окончательно ум за разум зашел, уж и!..
Саши махнул рукой, будто рубанул.
— Ну так почему не поговорил?
— Потому что сказал: это твой выбор, только твой. Свой я уже сделал, озвучил и даже продемонстрировал, как мог!
— Это точно, — покивала Ани…
— Я не про то, — мигом остыл Саши и покраснел. Как свекла. Да еще густо — от шеи и, кажется, до самой макушки.
— И я не про то, — смилостивилась Анет. — А что ты там говорил про зашедший ум? «Уж и» — это про что?
— Неважно, — лицо гоблинолога приобрело пугающий багровый оттенок.
— Погоди, погоди, — Сатор взяла его за локоть, разворачивая к себе, — мама что-то такое упоминала. И следователь намекал. Ты с ними разговаривал?
— Ну да, — Кремнер пнул смерзшийся комок, — Говорю же, никак понять не мог, что происходит. Может, тебе угрожает что-то, и ты решила меня не втягивать? Или все-таки со своим осталась, а мне предпочла не сообщать? Или, может, другое!
— Саши… — пробормотала Анет, а что еще добавить, не придумала.
— Я просто очень боюсь тебя потерять. Ты мне слишком нужна! — со злостью, даже злобно заявил гоблинолог и все-таки швырнул свои очки в сугроб.
Погода в Кангаре всегда отличалась непредсказуемостью, но в этом году она решила себя превзойти, а, может, у Близнецов что-то там случилось, но зима вздумала прихорошиться, пококетничать, прикинуться эдакой легкомысленной молодухой. А случилось это на самом деле вдруг: ночью деревья еще от мороза потрескивали, а утром на тебе: солнышко драконовой лампой из вех сил слепит, небо васильковое, веселая капель, журчащие ручьи, разом посиневший снег и одуревшие воробьи. Ящеры и возницы тоже одуревшие, подтаявшие сугробы мигом превратили дороги в канавы с жидкой липкой кашей, в которой вязнут и лапы, и колеса. Постовые тоже, конечно, прибалдели чуток — таких пробок и в праздники-то не случалось, потому и свистели соловьями, на радость мальчишкам и все тем же воробьям, которые с равным усердием пытались свистки заглушить.
Короче говоря, не опоздала Ани чудом. Вернее, почти опоздала: когда подъехала к башне со знаменитыми на всю империю часами, лишь спину Нелдера увидела, да переброшенный через плечо вещевой мешок. Пришлось самой кричать, силясь переорать всегдашний вокзальный гвалт, и даже свистнуть — получилось звонко, громко и очень по хулигански. Вообще-то, Сатор в себе таких талантов и не подозревала, была уверена, что свистеть не умеет, а тут как-то само собой получилось.
Главное, Кайрен ее увидел, обернулся, даже лицом просветлел, почти побежал обратно, помог выбраться из экипажа.
Смотрелся он… «Смерть девицам!» — вот как это называется. К обычной его «корсаростости» прибавилась еще и весьма брутальная черная повязка — шрам заметно оттягивал уголок глаза, чуть выворачивая нижнее веко и Нелдер, видимо, этого стеснялся. Кстати, совсем не зря: пиратская нашлепка шла ему невероятно. Впрочем, как и светло серая шинель, и фуражка с блестящим козырьком, с золотистой чашей и обвившимся вокруг него драконом на околыше.
— Я думал, не придешь, — буркнул Кайрен вместо приветствия.
— С чего бы это? — удивилась Ани.
— Ну, может, этот твой любитель гоблинов не захотел бы отпустить. Слушай, здорово выглядишь! Хоть и изменилась, конечно.
— Надо думать, в худшую сторону? — усмехнулась Сатор.