Моя профессия ураган

Кстати, вы знаете, отчего боль бодрит в бою? Все зависит от вашей концентрации на чем-то. Если вы до конца сосредоточены на ситуации по настоящему, вы не чувствуете боли. Принцип доминанты, известный тэйвонту. Если сознание на чем-то полностью сосредоточено, то все приходящие напряжения идут не по своему прямому назначению, а именно на усиление именно текущего главного очага возбуждения. Самый легкий примитивный пример — легкая музыка, которая может отвлекать, но когда ты полностью в работе, она лишь углубляет твою работу. Так некоторые извращенцы во время высшего полового напряжения причиняют себе или другому боль, но эта боль лишь усиливает возбуждение. Так даже опытный соблазнитель доводит невинную девушку до такого возбуждения перед тем как лишить девственности, что боль потери только усиливает ее наслаждение, хоть такие умельцы редки… Точно так же и многие полководцы выявляются именно во время смертельной опасности. А все потому, что они не знают страха и сосредоточены именно на мысли — тогда именно опасность бодрит их и сосредотачивает доминанту, углубление, ум на проблеме, и чем сильнее она — тем сильней выявление Сознания, духа, именно того мыслечувства, которое обычно так трудно достигнуть. Многие бойцы и командиры выявляются именно в центре схватки и опасности — это их допинг, позволяющий выявить обычно слабое сознание. Как чувство… Главное здесь — мужество — лениво подумала я. Оно отбирает командиров. Но и само мужество — это именно умение концентрироваться в опасности на проблеме и на Сознании, на мысли — это, парадоксально — именно доминирование Сознания (духа) во всех условиях…

— Что, блаженствуем? — хмуро спросил старший аэнец, очевидно, недовольный, что мне сняли боль. Младший аэнец затараторил, указывая мне на вторую руку и на спину. — Раздевайся!

— Что?!?

— Дурочка, неужели ты думаешь, что я с тобой спать буду! — не выдержал и разозлился старший "лекарь", в то время как маленький осторожно его отталкивал.

— Дайте, я посмотрю, принцесса? — улыбаясь, ласково сказал он. — Ручаюсь, что больше не будет так больно…

— Там ничего нет! — обрезала я, шаря по полу в поисках своего арбалетика. Мне все это ужасно не нравилось. И куда подевалось мое остальное оружие? — Кто меня обворовал! — не выдержала и разозлилась я.

— Я! — ухмыльнувшись, сказал высокий аэнец. — Ты разденешься, или тебя раздеть… чтоб тебя мог осмотреть врач?

— Ты! — накинулась я на него, не в силах сдержаться. — Ты! Ты что, не понимаешь, что таким поведением ты компрометируешь всех аэнцев?

— А мне начхать, — хмуро оборвал меня старший лекарь. — Это ты другими командуй.

Короткий удар ему в коленку, в точку "Ю" над сердцем, и наотмашь по морде тыльной стороной здоровой руки, как пощечина, так что сбила его на пол лицом вниз. Все три удара слились в один щелчок сплошным выстрелом. Я и сама удивлялась, — и чего я взорвалась?! Совсем нервишки не к черту. И как я умудрилась это сделать — видно что-то вспомнила из прошлого? Я опять бью раньше, чем подумаю, — огорченно подумала я.

Он был жив, но в отключке. Не могу же я убивать своего врача? Обыскать лежащего и отобрать мой арбалетик было делом секунды. Впрочем "мой" — неправильно, правильно сказать — мои, вместе с деньгами, а если точнее — Ании и тэйвонту. Толстенький лекарь, волнуясь, тщетно пытался нас разнять. Но в этом не было нужды.

— Сколько с меня, маэстро? — церемонно спросила я. — Вы так долго провозились со мной! Учтите долю этого, — я ткнула ногой, — и… плату за лечение этого болвана, — подумав, добавила я. — Он жив, не бойтесь…

Тот, залопотав, отказывался. Но я вынула кошелек, и расплатилась с ним сполна, высыпав ему один из кошельков.

— Нет-нет, мы не можем принять от вас деньги!

— Почему? — удивилась я. — И, кстати, вы в юности не жили на Марэн, и у вас не было две сестры? Мне кажется, я помню вас юношей, вы ухаживали за Лорной, а ваш дедушка был тоже врачом? — засмеялась я, поняв, что угадала. Неизвестно откуда проявились эти воспоминания, я даже не поняла, что вспоминаю — я просто знала, и все.

Я не договорила, потому что меня вдруг резко дернули за ногу. Вернее попытались это сделать, рванув мои ноги… Валявшийся ожил. Но я словно засеменила по направлению рывка, и, опередив, вместо того, чтоб дать прижать свои ступни к груди, толкнулась от его притягивающих рук. Для этого нужно было реакция и мастерство, я даже сама себе не поверила — просто сработало тело.

Это было так — одна нога, толкнувшись, вырвалась из захвата именно по направлению его движения, опередила и застопорилась, и тогда вторая, оставленная сзади и притягиваемая руками, ударила через этот рычаг ему в солнечное сплетение, и тогда вторая уже через рычаг тела ударила ему в горло.

Двойные ножницы не подпрыгивая. Его собственный рывок стал его смертью — я сделала так!

Я ахнула, а только потом сообразила, что я наделала.

— О Боже! — сказала я, обречено поворачиваясь к толстенькому лекарю, хватая воздух, и дрожа. — Я не хотела, слово чести, я не хотела!

Я даже боялась туда смотреть, уверенная, что он мертв.