Моя Россия (Главы из книги)

Как вы понимаете, в годы советской власти партийной пропагандой декларировалось иное. Но в этом нет ничего необычного — все идеологии в мире, без исключения, проходят сложный, но очень похожий путь развития. Сначала в голове гения зарождается основная идея. В дальнейшем, принятая массами и усиленная наукообразием, она принимает форму систематизированного учения, объясняющего окружающий человека мир. И уже потом, при удачном стечении обстоятельств, становится важнейшей частью мировоззрения многих людей. Помните, у Ленина — идеи, овладевшие массами, становятся материальной силой. Не забудем только, что идеология, даже самая прогрессивная, остаётся, по Энгельсу, ложным сознанием. Российские и особенно советские марксисты стыдливо обходили этот тезис, как-то не очень понимая, о чём идёт речь. Но на всякий случай, после некоторых раздумий, стали глубокомысленно относить его к буржуазным идейным учениям, признавая только за марксизмом-ленинизмом научность и потому исключительное право на владение абсолютной истиной «отныне, присно и вовеки веков». Так и хочется сказать «Аминь», но это было бы некорректно по отношению к классической философии и теории права, на изучение которых потратил в молодости немало сил и времени. И не зря. Но жрецы бессмертного учения, не забывая повторять на всякий случай, что все религии начинались с подмены знаний верой, упорно делали вид, что пропагандируемая ими идеология никакого отношения к теологии не имеет.

Дело в том, что все открытия и научные озарения, положенные в основу идеологий, сами относительны и потому не могут быть истиной на все времена. Процесс постижения мира бесконечен — это аксиома марксистской теории познания, а сектанты из КПСС к ней подходили избирательно, тем самым выхолащивали самое главное — творческое начало. Итог известен. Вывод сделать не столь сложно — объективная относительность, ограниченность конкретных знаний, положенных в основу какой-либо идеи, делают теорию, формирующую сознание человека, не полной, искажённо отражающей действительность, а значит — ложной. В этом смысле мы и говорим об идеологии как феномене ложного сознания. Появление профессиональных «толмачей», переводящих сложные понятия на простой язык, в конечном итоге формализует процесс пропаганды и воспитания, превращая их в рутину.

Люди же в большинстве своём, и так было во все времена, остаются самими собой, независимо от содержания идей, которыми они руководствуются в повседневной жизни. Многие из них хотят видеть результат своей работы или веры как можно скорее, и потому охотно начинают заниматься мифотворчеством, непроизвольно уходя от реальности. Это неизбежность. Такова логика развития любой идеи, положенной в основу жизни общества. Непонимание природы человека, его естественных интересов и потребностей с неотвратимостью порождает конфликт. Поэтому один лишь коллективный успех, несмотря на пресловутое общинное сознание, ссылками на которое мы слишком злоупотребляем, чтобы скрыть своё скудоумие, рассматривается индивидуумом как недостаточное условие для удовлетворения его конкретных потребностей. Особенно в зрелые годы, когда человек обременён семьёй. И самое главное, общий успех не устраняет угрозы остаться в непредвиденном случае без средств к существованию. Забота о детях и родителях, ответственность за их благополучие, что не может нас не радовать, по-прежнему очень многое значат в поведении наших соотечественников. Как мыслит среднестатистический русский: если он получит своё положенное по норме, а сверх того, но уже за счёт всего коллектива ещё кое-что дополнительно, то это и будет гарантией, своеобразной страховкой каждодневного риска. Крайне важно, чтобы «кое-что» перепадало ему регулярно. С таким своеобразно понимаемым коллективизмом он полностью согласен.

Проблема здесь очевидна — никакая, даже очень богатая и гуманная общественная система не будет мириться с массовыми поборами. Она просто погибнет от истощения. Моё поколение ещё помнит, каким распространённым было мелкое воровство в 70—80-е годы прошлого века на советских предприятиях. «Несуны» растаскивали, как им казалось, по мелочам, не только и не столько материальные активы конкретных заводов, они растаскивали совесть по своим бытовкам, обесценивая, делая бесполезным драгоценный опыт коллективной жизни. И официальная идеология ничего не могла этому асоциальному явлению противопоставить. В условиях тотального дефицита сложно убеждать рабочих и крестьян в историческом преимуществе общенародной собственности и необходимости бережного к ней отношения. Народ был психически травмирован и унижен бедностью, бесконечными, длиною, казалось, в целую жизнь, очередями в магазинах за элементарными, но столь жизненно важными вещами. Тащили подряд всё, что «плохо» лежало, не страдая особенно моральными угрызениями. Берём-то, мол, своё, кровное. И тем самым неосознанно голосовали за личную собственность, держа в уме собственность частную.