Моя темная королева

– А вы?.. – Я не заканчиваю, но того и не требуется.

Искра понимает:

– А мы следим, чтоб чужаки попусту по городу не шатались. Слишком уж много от вас проблем. Проще проводить, чем потом их разгребать.

«Убить чужака или вышвырнуть из города еще проще», – думаю я, но идей подкидывать не хочу. Тем более таких, что выдадут во мне совсем неправильного пастыря.

– Что с твоей тьмой? – спрашивает Охотник, словно тоже читает в чужих головах.

Он шагает чуть позади, и приходится до боли прикусывать щеку, чтобы не оборачиваться каждую секунду. Его взгляд как вонзился сразу тонкой иглой меж лопаток, так и не сдвинулся ни на волосок за все время пути.

Я дергано пожимаю свободным от мешка плечом и молчу. Пытать меня никто и не помышляет.

– Пришли, – вскоре сообщает Искра, но я и без слов это знаю.

Уже давно увидела чудом уцелевшие кованые ворота, будто зависшие в воздухе без всякой поддержки, и каменный остов дворца, похожий на скелет древнего чудовища. Казалось, оно вот-вот взмахнет тяжелыми крыльями и извергнет пламя из своего непроглядно черного нутра.

До сих пор я старалась не присматриваться, изучала раздробленную мозаику под ногами, представляла, какой эта площадь была прежде, искала мельчайшие признаки жизни в этом гиблом месте, но теперь прятать взор уже не получится. Я поднимаю глаза и… больше не вижу монстра. Вблизи груда камней – это просто груда камней.

– В город его не приводи, – предупреждает Охотник, пока я завороженно глажу пальцами шершавые и почему-то теплые железные прутья ворот.

Подушечки тут же становятся черными.

– А лучше убеди убраться отсюда, – поддерживает Искра. – Сам можешь… погостить. Пастыря, тем более совсем мальчишку, никто не тронет.

Я киваю, хотя гостить не собираюсь, ведь если в Бронаке и есть нужная мне вещь, то именно во дворце. Город же… пусть спит спокойно. Он и так многое пережил.

Искра и Охотник не прощаются. В какой-то момент я просто понимаю, что больше не слышу даже их дыхания, оборачиваюсь и вижу удаляющиеся спины. Кайо в мешке глухо ухает и, кажется, норовит выбраться на волю.

Я смотрю на почти закатившийся огненный шар.

– Еще чуть-чуть, – обещаю тихо и обхожу ворота.

Не открывать же их, в самом-то деле, когда рядом не осталось стены.

Найти дорогу в этом нагромождении обломков довольно сложно. Я воскрешаю в памяти материнские рассказы, пытаюсь мысленно нарисовать образ того, живого и шумного, дворца, но в итоге лишь примерно определяю расположение тронного зала, да и то умудряюсь заблудиться. Вокруг только черный камень и едкая пыль. Все уцелевшие ценности давно вынесли местные, а потом наверняка еще раз подожгли пепелище, чтобы начисто стереть королевскую семью из жизни Бронака. Будто их втоптанных в землю костей недостаточно.

Думаю, тебе бы понравилась эта картина. Понравилось бы бродить среди руин босиком, чувствуя, как под ногами рассыпаются прахом останки твоего отца.

Мне же хочется взобраться повыше – может, тогда получится отыскать мертвое сердце этого лабиринта.

Чуть позже, с ног до головы вымазанная сажей и взмокшая от усилий, я стою на необъятной глыбе сросшихся камня и железа и смотрю на того, о ком говорили в таверне.

Действительно, слепой олвитанец совсем близко. Сидит, скрестив ноги, на вздыбленном и растрескавшемся полу перед троном, которого словно и не коснулись твои разрушительные чары, огонь и человеческая жадность. Я вижу блеск драгоценных наверший, вижу детально вырезанные оскаленные пасти хранителей правящего рода в изножье и вижу, что это не просто слепой олвитанец, а один из твоих спасителей.

И мой несостоявшийся убийца.

Глава 2. Пустой трон

Из башни тебя вынесли на руках. Вынес самый высокий из них, а больше я о нем ничего и не помню. Лишь огромную тень, что упала на меня, когда он остановился рядом. Да торжество в твоих глазах, быстро сменившееся горькими слезами. Я не раз видела, как ты репетируешь перед зеркалом, и теперь готова была рукоплескать блестящей игре.

Мешал только кинжал, который я силилась вытащить из живота пальцами, скользкими от крови нашей матери.

И юноша, мертвой хваткой сжимавший рукоять этого кинжала.

Вот его я запомнила отчетливо. Каждую черту, каждый всплеск отчаяния и страха на смуглом лице, которое было так близко, что я чувствовала еловый запах его дыхания.