Моя Теодосия

Постепенно он поддавался на знаменитые имена, которые подбрасывал ему Аарон, имена людей, которые, по уверению Аарона, обещали оказать ему поддержку.

– Война с Испанией неизбежна, и мы должны быть готовы к моменту, когда она начнется.

– Может быть, в ваших словах есть доля правды, – неохотно допустил Джозеф.

Тео и ее отец переглянулись со взаимным удовлетворением. Перед отъездом Аарон добился от Джозефа обещания, что тот даст пятьдесят тысяч долларов, когда возникнет необходимость в деньгах.

Аарон уехал из Оукса в Статсбург и посетил Натали. Но не особенно радостно принятый там, он так ловко покинул их, что Томас Самтер так и не узнал причину его визита.

Потом Аарон вернулся в Вашингтон, где только его высокое положение спасло его от ареста, который мог осуществиться в любом штате, кроме Нью-Йорка и Нью-Джерси. Но он так умело повел свои дела, что поставил в тупик своих врагов. Он председательствовал на суде по обвинению Джодги Чейса и провел дело так, что газета с симпатией охарактеризовала его поведение: «с достоинством и беспристрастием ангела, но с суровостью дьявола».

На следующий день после окончания суда он взял официальный отпуск в Сенате и сказал речь, так умело, соединив в ней чувствительность и храбрость, что многие из сенаторов чуть ли не плакали.

Общественное мнение смягчилось; теперь многие думали, что его несправедливо использовали. Он мог поселиться в любом месте под Делавером, но его мало интересовал восток. Во время его вынужденной поездки на юг Ричмонд-Хилом завладели кредиторы Аарона, он был продан Джону Джекобсу Астор за двадцать тысяч долларов. Эта сумма не ликвидировала долгов Аарона, и тюрьма должников по-прежнему грозила ему.

Тем не менее, запад манил его – запад и мечта об империи. Аарон путешествовал через Аллеганы и Огайо вниз по Миссисипи к Новому Орлеану. В ходе поездки его энтузиазм усилился. Страна была готова для плана «X» – этого грандиозного блестящего проекта. В каждом городке и деревушке, в уединенных хижинах поселенцев он находил новых последователей. Он постоянно писал Тео, пользуясь их секретным шифром, и она радовалась каждому известию. Каким примитивным казалось ей прошлое дело с Элстонами. Какая теперь разница – одобрят они или нет! Ее поддерживала уверенность, что она скоро покинет Элстонов и присоединится к Аарону, и она ухитрялась находить некоторое удовольствие в жизни плантаторов. Весной и осенью она оставалась на плантации; летом был Дебордье-Айленд. Зимой – Чарлстон с неизменной чередой праздников: Сант-Сесилия-Мюзикл – в январе, званые вечера в доме Пинкни или Ритледжей, в феврале – неделя скачек. К последним она так и не почувствовала большого интереса и не сумела этого скрыть, не проявив определенную степень волнения и восторга, которых от нее ожидали.

В театре ее энтузиазм был неподдельным. И хотя ей казалось, что и постановка, и артисты заметно уступают тому, что она видела в Нью-Йорке, ее восхищало красивое псевдоантичное здание на Нью-стрит, с его серебристо-белым интерьером, соперничавшим по красоте с нарядами дам. Она вместе с другими зрителями смеялась или волновалась во время «Густава Васса», «Горцев» или «Синей бороды», забыв на время даже радостное ощущение тайны, связанной с «X».

Они с Джозефом редко обсуждали тот план. Она слишком мало знала определенного, чтобы было о чем поговорить, а он часто уезжал от нее в Колумбию, где палата назначила его спикером. Но она была очень рада, что могла иногда напоминать ему об этом. Это была слишком весомая тайна для одного, а знание сильнее сближало их.

Она знала: рано или поздно Аарон позовет ее для более активного участия в этом проекте. И она терпеливо ждала, жадно читая письма и готовя Гампи для его особой роли в меру своих возможностей, и учитывая его нежный возраст.

Он где-то откопала испанца, изгнанного из Чарлстона, и начала заниматься испанским, потому что французского, с осколками итальянского и немецкого, было бы слишком мало для Мексики.

Наконец, весной 1806 года пришел вызов. Аарон писал ей: «На этот раз я хочу, чтобы ты сопровождала меня в поездке на Запад, и пока – одна. Джозеф и Гампи присоединятся к тебе позже, если все пойдет, как я ожидаю. Приготовься к некоторым трудностям, я не хочу, чтобы были плач и жалобы по этому поводу. В свое время ты будешь купаться в роскоши».

Она присоединилась к Аарону в Филадельфии, оставив Вэккэмоу, полная надежд. Может быть, она больше уже не вернется сюда. Где-то на Западе ее ожидает новый дом, на время, пока она не поселится в великолепном дворце. Эта надежда скрашивала ее расставание с ребенком. О нем хорошо позаботится Элеонора. Она заверяла сына:

– Это ведь ненадолго, милый. Скоро твой папа привезет тебя ко мне.

Услышав эти слова, Элеонора воскликнула: