Моя тропа. Очерки о природе

Словно проникая в толщу воды, я мысленно вижу, как стоит потемневший таймень под поверхностью. Он замер, и только жаберные крышки, большие, как блюдца, чуть пошевеливаются, прогоняя сквозь жабры холодную телецкую воду. И пасть тайменья мерно приоткрывается, обнажая частокол зубов, похожих на колючки старого шиповника.

Я чувствую, как в тайге, где угомонилось дневное зверьё, где рябчики и глухари, прижавшись к стволу, чутко спят на пихтовых и кедровых ветках, носится, ищет добычу ночной зверь и ночная птица. Размашистым полётом лавирует меж чёрных крон филин, среди валежин стремительно скользит горностай.

Ночь – это самое таинственное время в жизни тайги. Ночью можно вплотную подойти к спящей птице и напугаться убегающего марала.

Таймень

Чулышман, словно безумный, ярится и мечется в каменных глыбах под Кату-Ярыком, быстро, но с трудом бежит по широким шиверам-перекатам в Ак-Куруме. Возле Коо и Кок-Паша отдыхает в омутах, будто накапливает силу для преодоления многих ещё перекатов.

В таких глубоких местах Чулышман спокоен и чист. Только на поверхности воды вспухают бугры водоворотов, как мышцы борца, который приготовился к схватке. Вода там по осени сине-зелёного цвета и прозрачна.

Я встал на камне у самой воды, и мне было видно, как навстречу течению один за другим идут хариусы. И мелкота и крупные. Из глубины вдруг поднялся большой таймень. Он замер под самой поверхностью, чуть пошевеливая бордовыми плавниками. Течение в этом месте было сильным, но для тайменя оно, наверняка, было не сильнее, чем для меня ветер.

Я переступил с ноги на ногу. Таймень словно глянул на меня снизу вверх и, изогнувшись, ушёл в глубину.

Сильная и стремительная рыба таймень, хищник. Хватает всё, что движется в поле его зрения, и с чем он может справиться.

Мне приходилось несколько раз ловить тайменей спиннингом, на блесну. Правда, не очень крупных. У одного, семикилограммового, я нашёл в желудке две белки. Они были почти целые. Видно, он проглотил иx незадолго до того, как сам сел на блесну. Мелкие зверьки – белки, бурундуки, полёвки – часто становятся добычей тайменя, этого крупного лосося, когда во время сезонных переходов, миграций переплывают реки.

Таймень часто вырастает до внушительных размеров. При мне один рыбак на Телецком озере вытащил тайменя на двадцать два килограмма. Я видал тогда же, как взявший блесну таймень тащил по озеру лодку с двумя рыбаками. Он смотал с катушки все сто метров миллиметровой лески, оборвал её и ушёл. Это был, видно, настоящий великан. Может быть, даже тот, которого поймали несколько лет спустя, и который весил больше шестидесяти килограммов.

Вот такая рыба – таймень.

Стая кедровок

Сентябрь. Берега Телецкого озера, изрезанные клиньями голубых распадков и долин, будто подожгла осень. Это красными, жёлтыми и бурыми стали листья и трава. Красное и жёлтое пламя – это берёзы, осины и лиственницы. Бурый дым – пожухлая трава. Только всё наоборот – пламя сверху, А дым ниже него.

Вечереет. Воздух – кусать можно. Такой холодный, твёрдый и вкусный. Предвечернее солнце уложило тень на воде от моего, левого берега до противоположного. Пройдёт несколько минут, и эта тень начнёт взбираться по склонам к заснеженным уже гольцам Корбу, заполняя сумраком долину Кокши и мелкие пади. Пока не доберётся до гольцов. И тогда они порозовеют.

Я сижу на краю обрыва и за моей спиной – стеной кедрач. Высоко надо мной и кедрами медленно летит большая стая кедровок. Не меньше сотни их там, вверху. Они переругиваются своими скрипучими голосами.

Орешек у кедровки в клюве. Сейчас она его закопает.

Стая кружит над горами плотной массой, и вдруг из неё начинают выпадать отдельные птицы. Сложив крылья, они стремительно валятся вниз, над самыми деревьями с шипением перьев разворачивают крылья и усаживаются на макушки к шишкам.

За первыми птицами падает вся стая. И сразу оживает кедрач. Переругиваясь, кедровки деловито снуют в кронах, роняют шишки «на пол», расклёвывают их, выбирают орехи.

Осторожно, чтобы не спугнуть птиц, я ложусь и наблюдаю за самой ближней кедровкой, которая засовывает собранные орехи в подстилку. Слетит на землю, голову набок, клюв плашмя входит под хвою, и туда же птица заталкивает орешки.

Куу6

Лебеди перекликались совсем недалеко, за излучиной Чулышмана.

Сплошной стеной шёл мокрый снег, наваливая на кусты целые сугробы. Первый большой снег этого года. Крупы коней были покрыты слоем снега, словно белой попоной. Снег таял, и по шерсти текли тяжёлые струйки.

Tpoпa шла самым берегом реки, и мы двигались среди белых кустов. Лошади беззвучно ступали по мягкому снегу. Слышно было только тихое звяканье удил, редкие всплески воды под берегом и беспрерывное шуршание падающего снега.

Ha повороте открылась вся река. Чёрная. C маслянистыми водоворотами. Чёрная эта вода между белых берегов несла к озеру двух белых лебедей.