Первый раз я увидел Джона, когда он был на вершине своей славы. Джон задумчиво сидел в офисе здания «Юнайтед Артистс», кого-то ожидая. Нас познакомили, потом мы остались одни, и я начал разговор о его триумфе в роли Гамлета, сказав, что Гамлет позволяет гораздо шире раскрыть личность героя, нежели любой другой шекспировский персонаж.
Задумавшись на минуту, Джон ответил:
– Король ведь тоже неплохая роль, я люблю ее даже больше, чем Гамлета.
Я счел эти слова чудачеством, так как сомневался в откровенности Джона. Если бы не тщеславие и высокомерие, он мог бы встать в один ряд с такими великим артистами, как Бут, Ирвинг, Мэнсфилд и Три. Но они обладали высоким духом и остротой восприятия, в то время как Джон придумал странную, наивную и романтичную концепцию, будто он гений, обреченный на саморазрушение, чего он и достиг к концу своей жизни, упившись до смерти.
«Малыш» шел на экранах с огромным успехом, но это не означало конца моих бед, поскольку предстояло снять еще четыре фильма для «Фёрст Нэйшнл». В состоянии тихого отчаяния я слонялся по реквизиторской, надеясь найти что-нибудь, что подтолкнуло бы меня к моей новой идее. И вот взгляд уткнулся в набор старых клюшек для гольфа. Вот оно! Бродяга играет в гольф – «Праздный класс»!
Идея была проста. Бродяга вкушает все прелести жизни богатых. В поисках тепла он отправляется на юг, но не в купе вагона, а под ним. Он играет в гольф мячами, которые находит на поле для гольфа. Во время бала-маскарада богатая публика принимает его за своего, переодевшегося в нищего. Бродяга ухаживает за симпатичной девушкой, но все оборачивается крахом, и герой еле ускользает от взбешенных гостей, чтобы снова отправиться в путь.
Во время работы над одной из сцен случилась маленькая неприятность с паяльной лампой. Пламя прожгло мои асбестовые брюки, и нам пришлось наложить еще один слой асбеста. Карл Робинсон посчитал, что эта история может быть интересной для прессы, и рассказал о ней журналистам. Вечером того же дня я был потрясен заголовками многих газет, кричавших о том, что я получил серьезные ожоги лица, рук и тела. Студию заполонили сотни писем и телеграмм, а телефоны звонили не переставая. Я выступил с официальным опровержением, но оно было напечатано всего лишь в паре газет. Из Англии я получил письмо от самого Герберта Уэллса, в котором он сообщал, что произошедший со мной несчастный случай глубоко обеспокоил его. Он также написал, что всегда был моим поклонником и весь мир много потеряет, если я не смогу вернуться к работе. Я немедленно ответил ему телеграммой и объяснил, что на самом деле произошло.
Закончив работу над «Праздным классом», я планировал тут же начать съемки еще одного фильма из двух частей. Мне хотелось снять комедию о сытой жизни водопроводчиков. В первой сцене я и Мак Суэйн должны были подъехать на роскошном лимузине с шофером к дому, где нас встречала бы прекрасная хозяйка – ее играла Эдна Пёрвиэнс. После вина и прочих угощений она проводит нас в ванную комнату, где я вытаскиваю стетоскоп и начинаю прослушивать стены, трубы и простукивать пол на манер доктора, осматривающего пациента.
Это было все, что мне удалось придумать. Дальше дело не пошло, сколько бы я ни тужился. Я даже представить себе не мог, насколько устал. Более того, вот уже два месяца я вставал каждое утро с мыслью, что мне очень хочется в Лондон, он мне даже снился, а тут еще Герберт Уэллс со своим письмом подлил масла в огонь. Даже Хетти Келли написала мне письмо после десяти лет молчания: «Может, ты еще помнишь ту маленькую глупую девочку…» Она была замужем, жила в Лондоне на Портман-сквер и приглашала навестить ее. Я не нашел в письме никаких особых интонаций, да я и не питал каких-то особых надежд, но всплеск эмоций я, конечно же, почувствовал. В конце концов, за долгие десять лет много чего произошло, я влюблялся и расставался, но решил, что мы обязательно встретимся.
Я отдал распоряжение Тому паковать вещи, велел Ривзу закрыть студию и объявить о каникулах всей нашей компании. Меня ждал Лондон.
Глава семнадцатая
Вечером накануне отъезда я устроил вечеринку в кафе «Элизе» для друзей. Было около сорока гостей, в том числе Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс, а также мадам Метерлинк. Мы играли в шарады. Первыми выступали Дуглас и Мэри. Дуглас был кондуктором трамвая, он пробил билет и передал его Мэри. Во второй части в пантомиме они изображали счастливое спасение. Мэри кричала и звала на помощь, а Дуглас смело плыл в бурном потоке воды и выносил Мэри на берег реки. Конечно же, мы все хором подбадривали его, крича: «Фэрбенкс!»[42]
Вечер весело продолжался, дошла очередь до меня и мадам Метерлинк. Мы разыгрывали сцену смерти из «Дамы с камелиями»[43]
. Мадам Метерлинк играла даму с камелиями, а я – Армана. Умирая у меня на руках, она стала кашлять, сначала легко, а потом все сильнее и сильнее. В конце концов ее кашель заразил и меня, и мы стали кашлять вместе. Все кончилось тем, что я умер у нее на руках, а не наоборот.