Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

– Я хочу на нее посмотреть, – сказала Пола. – Пусть ее приведут в гостиную.

Я попытался возразить, думая, что это не доставит удовольствия остальным, но девушку привели, и она держалась открыто и спокойно. Рейнольдс был прав: девица оказалась молодой и симпатичной. Нам она сказала, что целый день ходила вокруг студии. Мы предложили ей пообедать, но она согласилась только на стакан молока.

Пока девица пила молоко, Пола продолжала задавать ей вопросы:

– Вы влюблены в мистера Чаплина?

Я испуганно моргнул.

– Влюблена? – засмеялась девица. – Я просто восхищаюсь его талантом.

– А мои фильмы вы видели? – допытывалась Пола.

– О, да, – будничным голосом ответила наша странная гостья.

– И что вы о них думаете?

– Они хороши, но мистер Чаплин лучше.

Выражение лица Полы изменилось.

Я предупредил девушку, что другие могут неправильно понять ее появление и у нее могут возникнуть неприятности. Я также спросил, есть ли у нее деньги на дорогу домой. Девица ответила, что ей ничего не надо, и, выслушав несколько советов доктора Рейнольдса, наконец-то покинула мой дом.

Но на следующий день слуга прибежал ко мне с известием, что девица лежит на дороге и, по всей видимости, отравилась. Не раздумывая мы позвонили в полицию и в скорую помощь.

После этого в газетах появились фотографии девушки, сидящей на кровати в больнице. Ей промыли желудок, и репортерам разрешили с ней поговорить. Она заявила, что не принимала яда, а только хотела привлечь к себе внимание, что она не влюблена в Чарли Чаплина, а пришла в Голливуд, потому что хотела сниматься в кино.

После выписки из больницы девушку оставили под наблюдением Благотворительной Лиги. Оттуда мне прислали вежливое письмо с просьбой помочь отправить ее в Мехико: «Она безобидна и никому не причинит вреда». Мне ничего не оставалось, кроме как оплатить ее возвращение домой.

* * *

Итак, я был теперь совершенно свободен от всевозможных обязательств, и мне не терпелось начать работу над фильмом для «Юнайтед Артистс», который превзошел бы «Малыша». Как всегда, я несколько недель провел в мучительном поиске идеи для нового фильма, не уставая повторять себе: «Это будет грандиозное кино! Лучше всех остальных!» Но идеи все не было. И вот однажды ранним воскресным утром, когда я гостил у Фэрбенксов, мы с Дугласом сидели после завтрака и рассматривали стереоскопические снимки. Некоторые из них показывали красоты Аляски и Клондайка, а на одной я увидел Чилкутский перевал и длинную цепочку золотоискателей, взбиравшихся на снежную вершину. На обратной стороне карточки описывались трудности и опасности, связанные с преодолением этого горного перехода. Это была прекрасная тема, к тому же достаточно интересная, чтобы стимулировать мое воображение. В голове мгновенно начали возникать идеи и комедийные трюки, общий сюжет нового фильма стал вырисовываться.

Существует нечто парадоксальное в процессе создания комедии: трагические события вызывают улыбку и смех, которые, как я понимаю, выражают сопротивление и непокорность бедам и неприятностям. Мы должны смеяться в лицо опасности и нашей собственной беспомощности перед силами природы, а если нет, то мы просто должны сойти с ума.

Я прочел книгу об экспедиции Доннера, который сбился с маршрута по пути в Калифорнию и попал в снежную ловушку в горах Сьерра-Невады. Из ста шестидесяти первопроходцев в живых осталось всего восемнадцать, почти все погибли от голода и холода. Многие опустились до каннибализма, поедая тела умерших товарищей, другие жарили свои мокасины, чтобы хоть как-то утолить чувство голода. Подробности этой кошмарной трагедии помогли мне создать один из самых смешных эпизодов в фильме. Не в силах больше терпеть голод, я варю свой ботинок и съедаю его, обсасывая гвозди, словно косточки, и наматывая на вилку шнурки, словно спагетти. В приступе голода мой компаньон принимает меня за цыпленка и хочет поймать и съесть.