Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

На железнодорожном вокзале гостей встречали специальные автомобили, а для частных самолетов была предусмотрена взлетно-посадочная полоса. Если вы приезжали в перерыв между трапезами, вас обычно провожали до места размещения и предупреждали, что обед начинается в восемь, а коктейли подают в основном зале с семи тридцати.

В качестве развлечений гостям предлагалось поплавать, совершить конную прогулку, поиграть в теннис или любую другую игру, посетить зоопарк. Херст установил строгое правило: все коктейли подавались исключительно после шести вечера, но Марион собирала гостей у себя, где коктейли подавались когда угодно.

Обеды поражали своей изысканностью и легко могли соперничать с королевскими застольями времен Карла I. Меню было сезонным: фазаны, дикие утки, куропатки и дикая оленина. Но при всем этом благолепии салфетки на столах были бумажными, и только когда в резиденцию приезжала миссис Херст, гостям предлагали салфетки из льна.

Миссис Херст появлялась на ранчо один раз в год, и это не вызывало никаких сложностей. Сосуществование Марион и миссис Херст стало основным принципом, который принимали все: перед приездом миссис Херст Марион и ее гости, то есть все мы, уезжали с ранчо или переезжали на океанскую виллу Марион в Санта-Монике. Я познакомился с миссис Миллисент Херст в 1916 году, и мы оставались очень хорошими друзьями, так что у меня был карт-бланш на посещение обоих домов. Когда Миллисент появлялась на ранчо со своими друзьями из Сан-Франциско, она обычно приглашала меня на уикенд, и я появлялся, делая вид, что это был мой первый приезд в году. Миллисент не питала никаких иллюзий и относилась к создавшейся ситуации по-философски: «Если бы не Марион, то была бы другая женщина». Она часто разговаривала со мной о Херсте и Марион, но в ее голосе я никогда не чувствовал горечи.

– Он до сих пор ведет себя так, как будто между нами все в порядке, а Марион вообще не существует, – говорила она. – Когда я приезжаю, он всегда выглядит ласковым и очаровательным, но никогда не остается больше чем на несколько часов. Раз за разом все проходит по одному и тому же сценарию. В середине обеда в столовую входит дворецкий и вручает Херсту записку. Херст извиняется и выходит из-за стола, а потом появляется вновь и объявляет, что срочные дела ждут его в Лос-Анджелесе. Мы все притворяемся, что верим ему, хотя прекрасно понимаем, что он едет к Марион.

Как-то вечером после обеда мы с Миллисент вышли на прогулку. Светила луна, озаряя своим загадочным светом верхушки семи гор, в небе сияли россыпи звезд. Мы остановились, наслаждаясь красотой открывшейся панорамы. Со стороны зоопарка раздавались львиные рыки и длинные вопли огромного орангутанга, эхо которых отражалось и пропадало где-то в горах. От этих кошмарных воплей в жилах леденела кровь. Каждый вечер после захода солнца орангутанг начинал кричать – сначала тихо, а потом все громче и громче, пока этот крик не превращался в жуткий звериный вой, продолжавшийся всю ночь.

– Это страшилище совсем из ума выжило, – сказал я.

– Это место полно безумия. Посмотрите только на это! – Она показала рукой на замок. – Вот создание сумасшедшего Отто… и он будет достраивать и надстраивать его и не остановится до конца жизни. И что тогда со всем этим будет? Никто не сможет содержать такую громаду. Отель здесь не устроить, а если он оставит все государству, то вряд ли они извлекут из этого хоть какую-то пользу, здесь даже университет не откроешь.

Миллисент всегда говорила о Херсте с материнскими нотками в голосе, что наводило меня на мысль о том, что эмоционально она все еще была близка к нему. Она была доброй и понимающей женщиной, но через несколько лет, после того как я стал «политически неблагонадежным», она отвернулась от меня.

Однажды я приехал в Сан-Симеон на уикенд и застал Марион в нервном состоянии. Кто-то напал на одного из гостей во время прогулки и порезал его бритвой.

Когда Марион нервничала, то начинала заикаться. Это делало ее еще более очаровательной и милой, ее сразу же хотелось опекать и защищать.

– Мы н-н-не знаем еще, кто это сделал, – тихо сказала она. – Херст вызвал нескольких детективов, они осматривают место, и мы не хотим, чтобы другие гости узнали об этом. Кто-то считает, что это дело рук филиппинцев, и У. Р.[87]

отослал всех филиппинцев с ранчо, пока не найдут виновного.

– А на кого напали? – спросил я.

– Ты увидишь его вечером за обедом.

За обеденным столом я сидел напротив молодого человека, чье лицо было замотано бинтами, я видел только его сверкающие глаза и белые зубы, которые он показывал, постоянно улыбаясь.

Марион толкнула меня под столом: «Это он!»

По-моему, молодой человек чувствовал себя прекрасно и не страдал плохим аппетитом. В ответ на все обращенные к нему вопросы он лишь пожимал плечами и улыбался.

После обеда Марион показала мне место, где было совершено нападение.

– Это было там, за статуей, – она показала пальцем на мраморную копию «Крылатой богини», – видишь, вон там пятна крови.

– А что он там делал, за статуей? – спросил я.