Читаем Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика полностью

Вот и Юрий Поляков оказался средь деятельных промысли-тельных участников движения за новую Россию. Наконец-то пришла пора собирать камни, но не с тем чтобы снова метать их в своего брата, как в девяносто третьем, а закладывать в фундамент государства. Ведь мы-то, кто внизу, полагали, что лишь сванидзе с гайдарами и чубайсы с рыбкиными при власти и варят свою бражку под знакомый мотив: «Возьмемтесь за руки, друзья…» Ведь эти «мэнээсы», карточные шулера, партийные чиновники мелкого разлива и хищники из подполья рванулись к власти наперегонки, расталкивая неловких локтями, под знаменем разрушения исторической России, с лозунгами семнадцатого «Кто был ничем, тот станет всем», с неукротимым желанием скорой добычи «Отнять чужое и поделить меж собою», чтобы из глотки рвать, безжалостно копытить такую немилую им землю, под шакальим девизом Чубайса: «Больше наглости!» И самовлюблённый честолюбец, неврастеник Ельцин с замашками гоголевского городничего отыскался в их же колоде.

А иные, кто покинул волчью стаю, поразившись её безмерной жестокости, пошли в будущее с замыслом эволюции духовно закисшей системы, постепенного совершенствования великого Отечества, с душою, жалостной к униженным и оскорблённым.

Уже вскоре после расстрела Верховного Совета, когда многие впали в уныние иль замкнулись в растерянности, как жить дальше, иные фарисеи-богомольники взялись ретиво проклинать тех русских подвижников, которые призывали встать на защиту Белого дома (дескать, бедные мальчики, они напрасно погибли, и во всём виноват не Ельцин, ибо всякая власть от Бога, а провокатор Проханов с его газетой «День»), – так вот, Юрий Поляков, тогда далёкий от «красно-коричневых», выступил с яростным обличением «гидры либерализма», совершившей преступление, не имеющее срока давности, его мертвенной сущности, когда плотское «я», встав на котурны, пожирает самого Бога и даже помыкает его заповедями. (Так им кажется и поныне, ибо для них совесть и душа – объекты смешные, непонятные, невидимые и малопочтенные, не приносящие прибытка.)

Увы, забыто: будущая история принадлежит Богу, а минувшая – совести. История прошла, маячит где-то за горизонтом, и её уже никогда не догнать и не познать в истине, как бы ни пытались мудрейшие из мудрейших; но, чтобы представить её, хотя бы мысленно приблизиться к её отражению, нужна душа чистая, душа сокровенная и откровенная, напитанная не столько знаниями, религиозной верою и догматами, сколько любовью и национальным искренним чувством.

Каждая власть, презрев законы национальной этики, кроит историю под свой закон и право, создаёт мифы и внедряет их в народное сознание с завидным упорством. И даже такие блестящие мыслители, как историк Карамзин, немало потрудились, чтобы навести тень на плетень. Изменник Курбский стал человеком приятным во всех отношениях, а Иван Грозный, кому Русь складывала торжественные песни, вдруг в мнении Кремля превратился в изверга, кровопийцу и душегубца, тот, самый великий в нашей истории, глубоко православный царь, создавший русское государство, считавший великий русский народ самым древним на земле, ведущим свой род напрямую от Адама и Евы.

Алексей Михайлович, при царстве которого не стихали бунты и волнения, случилась жесточайшая крестьянская война под водительством Степана Разина против неистовых володетелей, отнимающих у народа волю и право, когда десятки тысяч восставших были повешены и посажены на кол, тот самый великий князь, что притащил на Русь иноземцев и с их помощью затеял церковный раскол, раздвоивший русскую веру и народное сознание, раскол, не потухающий и по сю пору, но принимающий новые, самые изощрённые формы, – так вот этот царь дворцовыми угодливыми захребетниками был назван Тишайшим. И миф этот закрепился.

Пётр Первый в представлении всех властей оказался великим реформатором, и этот миф поддерживается изо всех сил. (Единственная, кто сказала о нём правду, была Екатерина Дашкова, президент академии.) Его исполинский облик возвышается на стрелке Москвы-реки под самое небо, одним своим видом возвещая рабичишкам, кто на этой земле истинный хозяин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко.
Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко.

Парадоксальное соединение имен писателя Зощенко и капитана Лебядкина отражает самую суть предлагаемой читателю книги Бенедикта Сарнова. Автор исследует грандиозную карьеру, которую сделал второстепенный персонаж Достоевского, шагнув после октября 1917 года со страниц романа «Бесы» прямо на арену истории в образе «нового человека». Феномен этого капитана-гегемона с исчерпывающей полнотой и необычайной художественной мощью исследовал М. Зощенко. Но книга Б. Сарнова — способ постижения закономерностей нашей исторической жизни.Форма книги необычна. Перебивая автора, в текст врываются голоса политиков, философов, историков, писателей, поэтов. Однако всем этим многоголосием умело дирижирует автор, собрав его в напряженный и целенаправленный сюжет.Книга предназначена для широкого круга читателей.В оформлении книги использованы работы художников Н. Радлова, В Чекрыгина, А. Осмеркина, Н. Фридлендера, Н. Куприянова, П. Мансурова.

Бенедикт Михайлович Сарнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука