Моя жизнь

Мне было очень трудно понять логику освещения дела «Уайтуотер» в прессе — она явно контрастировала с тщательным и сбалансированным подходом, который был характерен для прессы, когда она занималась другими вопросами, по крайней мере с тех пор, как республиканцы получили большинство в Конгрессе в 1994 году. Однажды после очередного обсуждения бюджета в октябре я решил поговорить с сенатором Аланом Симпсоном из штата Вайоминг и попросил его задержаться. Симпсон был консервативным республиканцем, но у нас были хорошие отношения, потому что мы оба дружили с губернатором этого штата Майком Салливаном. Я спросил Алана, считает ли он, что мы с Хиллари сделали в Уайтуотер что-то недопустимое. «Конечно нет, — сказал он. — Дело не в этом. Дело в том, чтобы заставить

публику думать, что вы сделали что-то недопустимое. Любой человек, ознакомившись с фактами, поймет, что вы ничего такого не совершали».

Симпсон посмеялся над тем, с какой готовностью «элитарная» пресса «глотала» любую негативную информацию о том, что происходит где-нибудь в глубинке — в Вайоминге или Арканзасе, и высказал интересное наблюдение: «Вы знаете, до того как вас избрали, мы, республиканцы, думали, что пресса либеральна. Теперь у нас более сложные представления на сей счет. В каком-то смысле они действительно либералы. Большинство из них голосовало за вас, но у них такой же менталитет, как у ваших правых оппонентов, а это гораздо более важно». Когда я попросил его объяснить мне, что он имеет в виду, Симпсон сказал: «Демократы, такие как вы или Салливан, приходят в правительство, чтобы помочь людям. Правые экстремисты не думают, что правительство может сделать что-то существенное, чтобы изменить человеческую природу, но они любят власть. Так же, как и пресса. А поскольку вы президент, то и они, и пресса считают, что, нанося вам удары, усиливают свое влияние». Я оценил искренность Симпсона и несколько месяцев размышлял над тем, что он мне сказал. Я долго не мог простить прессе ее необъективного освещения дела «Уайтуотер» и часто вспоминал слова Симпсона. Признав справедливость его рассуждений, я успокоился, и это помогло мне подготовиться к борьбе.

Несмотря на мое раздражение по поводу дела «Уайтуотер» и недоумение в связи с причинами превратного освещения этого дела в прессе, 1996 год я встретил с оптимизмом. В 1995 году мы помогли спасти Мексику от дефолта, пережили трагедию в Оклахома-Сити и усилили борьбу с терроризмом, сохранили и реформировали «программу позитивных действий», остановили войну в Боснии, продолжили мирный процесс на Ближнем Востоке и помогли добиться прогресса в Северной Ирландии. Состояние экономики продолжало улучшаться, и я пока выигрывал борьбу за бюджет с республиканцами, которая, как мне казалось поначалу, угрожала моему президентству. Угроза еще не исчезла окончательно, но в новом 1996 году я готов был довести это сражение до конца. Как я уже говорил Дику Арми, я не остался бы президентом, если цена, которую пришлось бы за это заплатить, включала бы увеличение преступности, слабое здравоохранение, меньше возможностей для получения образования, грязный воздух и рост бедности. Я был готов поклясться, что этого не хочет и американский народ.

ГЛАВА 46

Второго января мы вернулись к переговорам о бюджете. Боб Доул хотел заключить сделку, чтобы правительство смогло продолжить работу. Через пару дней на это согласился и Ньют Гингрич. На одном из совещаний по бюджету спикер признался, что вначале надеялся удержать меня от использования вето против республиканского проекта бюджета угрозой парализовать работу правительства. В присутствии Доула, Арми, Дэшла, Гепхардта, Панетты и Ала Гора он откровенно заявил: «Мы сделали ошибку. Думали, что вы сдадитесь». Наконец 6 января — в тот день над Вашингтоном бушевала сильная гроза — нам удалось выйти из тупика: Конгресс прислал мне еще две «продлеваемые резолюции», позволившие всем федеральным служащим вернуться к работе, хотя они и не могли пока выполнять свои функции в полном объеме. Я подписал эти документы и послал Конгрессу свой план преодоления бюджетного дефицита за семь лет.