Читаем Моя Жизнь полностью

Потом наступил перерыв. Усталые, одни присели, другие спокойно стояли или медленно расхаживали.

Отдых длился недолго. Скоро другой крылатый плясун увлек своих товарищей в новый танец.

Я лежал и наблюдал за ними до восхода солнца. За это время они по крайней мере раз двадцать пускались в пляс. А когда я вышел из засады, тетерева разбежались и улетели в разные стороны.

Весь май и июнь токовали степные тетерева. Позже я узнал, что они токуют не только весной, но и осенью, в период обильных кормов. Не раз приходилось мне видеть, как в ясные осенние дни они слетались на холм, чтобы повеселиться в танце.

Но самое интересное ждало меня впереди.

Летом 1883 года в Кербери, на ферме брата, у меня было около пятнадцати маленьких тетеревят - птенцов, высиженных курицей.

Им было всего лишь две недели, когда над Кербери пронесся ураган с холодным ветром и градом. Опасаясь, что птенцы погибнут от резкого похолодания, я принес весь выводок домой, на кухню, и выпустил их под чугунную плиту на железный лист, которым был обит пол. Клетку с курицей я поставил на небольшом расстоянии, в сторонке.

Через полчаса малыши согрелись, распушили перья, почистили свои крылышки и приняли совсем задорный вид.

К этому времени ветер уже разогнал тучи, в первый раз за весь день весело засияло солнце. Яркие его лучи упали на плиту, проскользнули и под плиту, где собрались в кучку птенцы. Казалось, что солнечный свет и тепло вызвали в них какое-то новое ощущение радости.

Один из малышей, не больше воробья, опустил свою голову почти до самого пола, поднял задорно шишечку, где со временем должен был вырасти хвост, растопырил крылья и стал так сильно топать розовыми ножками, что чудился звон маленьких литавр.

И что же?

Все, как один, тетеревята встрепенулись и начали громко отбивать маленькими лапками, прыгать, скакать, притопывать, в точности как взрослые тетерева на току весной, в пору любви.

Это продолжалось с минуту. Потом птенцы устали и присели для отдыха. Через полчаса снова началась пляска. Еще и еще раз возвращались тетеревята к своему танцу, особенно когда солнце выглядывало и они были сыты.

Скоро я обнаружил, что могу сам заставить птенцов токовать. Стоило мне забарабанить пальцами по железному листу, как они начинали танец.

Это повторялось в течение трех дней, пока я держал птенцов дома. Я показывал их искусство соседям. Несколько моих друзей, которые жили в отдаленных усадьбах, приехали ко мне на лошадях, чтобы посмотреть, как маленькие тетеревята отплясывают свой танец.

Удивительно, что птенцы токовали совершенно так же, как и их родители, хотя ни разу не видели взрослых степных тетеревов. Мне кажется, что это было естественным выражением радости жизни, переполнявшей их маленькие тельца, - ритмичным, бурным. Какое-то чисто инстинктивное чувство подсказывало птенцам движение танца.


***


В те дни мы усердно принялись за обычную фермерскую работу: пахали, боронили, сеяли, строили стойла и сараи, ремонтировали дороги.

Одной из моих обязанностей было поддерживать ходули сохи - немудреное дело, потому что участок был низменный, сырой, не загроможденный камнями, свободный от корней.

Поддерживая обеими руками соху с упряжкой, соединяющей цугом лошадей, я передвигался без устали с одного конца поля на другой. И всегда сбоку или чаще всего позади нас было от пяти до двадцати черных иволг. Все время раздавалось их «крэк, крэк». А другие кружили над нами или же прыгали на расстоянии десяти шагов от меня - нетерпеливые, голодные, готовые обследовать каждый ком земли в поисках личинок, семян или другого корма.

А вдали, словно дым на горизонте, виднелась летящая стая их собратьев, и гомон птичьих голосов напоминал мне шум волн на далеком морском берегу.

Каждый из нас трудился в поле с рассвета до сумерек, а после этого мы еще были заняты и другими работами по хозяйству.

Ежедневно утром и вечером я доил трех коров. Это кажется легко, когда наблюдаешь, как доит десятилетняя девочка. Но как я страдал в первый месяц!

Мои руки болели целыми днями, а на заре, когда я просыпался от мычания коров, руки сводило судорогой, и мне приходилось растирать их несколько минут, прежде чем я мог разогнуть пальцы.

И все- таки это были дни какой-то непрерывной радости.

Глава XIII

ПОЛЕВЫЕ ЗАМЕТКИ


В мае 1882 года в Кербери съехалось много родных, и мы, три брата, решили отправиться на поиски земли, чтобы получить дополнительный участок для посева пшеницы, овса и посадки картофеля.

Мы выехали на волах, потому что волы более выносливы, чем лошади, могут хорошо просуществовать на подножном корму. Таким образом, нам не надо было брать с собой овес. Это значительно облегчало наш груз.

Месячный запас продуктов и лагерное оборудование - вот все, что нам было нужно. Артур, как всегда, - за кучера и проводника, брат Вальтер - его помощник, а я - натуралист, совмещающий свою работу с обязанностями повара.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное