Моя жизнь

Приговор не произвел на меня никакого впечатления, и я спокойно простился с шетом. Меня интересовало только, как примет это брат. К счастью, он остался тверд и написал мне, что, несмотря на распоряжение шета, разрешает мне ехать.

Событие это усилило мое желание уехать поскорее. А вдруг им удастся оказать давление на брата? А вдруг случится что-нибудь непредвиденное? Однажды в самый разгар таких волнений я узнал, что вакил из Джунагарха получил адвокатскую практику и едет в Англию с пароходом, уходящим 4 сентября. Я зашел к друзьям, которым брат поручил меня. Они согласились, что я не должен упускать такого случая. Времени оставалось мало, и я телеграфировал брату. Он незамедлительно прислал мне разрешение ехать. Я отправился к зятю за деньгами, но тот, сославшись на решение шета, заявил, что не может пойти против касты. Тогда я обратился к одному из друзей нашей семьи с просьбой дать мне денег на проезд и другие расходы, с тем что брат возместит ему эту сумму. Моя просьба не только была удовлетворена, но тот, к кому я обратился, постарался всячески ободрить меня. Я был ему очень благодарен. Часть денег я тут же истратил на билет. Затем мне предстояло приобрести соответствующую одежду для дороги. По этой части специалистом оказался другой мой приятель. Он купил мне все необходимое. Одни принадлежности европейской одежды мне нравились, другие нет. Галстук, приводивший меня впоследствии в восторг, в первый момент вызвал во мне настоящее отвращение. Короткий пиджак показался мне неприличным. Но все это были пустяки по сравнению с моим желанием ехать в Англию. Я запасся также достаточным количеством провизии на дорогу. Друзья забронировали мне место в той же каюте, в которой ехал адвокат Трьямбакрай Мазмудар, вакил из Джунагарха, и просили его присмотреть за мной. Он был человеком с опытом, средних лет, знавшим свет, а я – совершенно неопытным восемнадцатилетним мальчишкой. Вакил заверил моих друзей, что они могут быть совершенно спокойны за меня. 4 сентября я покинул Бомбей.

XIII. Наконец в Лондоне

Я не страдал морской болезнью, но чем дальше, тем больше мною овладевало беспокойство. Я стеснялся разговаривать даже с прислугой на пароходе. Все пассажиры второго класса, за исключением Мазмудара, были англичане, а я не привык говорить по-английски. Я с трудом понимал, когда со мной заговаривали, а если понимал, то не в состоянии был ответить. Мне нужно было предварительно составить каждое предложение в уме, и только потом я мог произнести его. Кроме того, я совершенно не знал, как употреблять ножи и вилки, и боялся спросить, какие блюда приготовлялись из мяса. Поэтому я всегда ел в каюте и главным образом сласти и фрукты, взятые с собой. Ехавший со мной вакил Мазмудар не испытывал никакого стеснения и умел быстро найти общий язык со всеми. Он свободно разгуливал по палубе, тогда как я целыми днями прятался в каюте и решался показаться на палубе, только когда там было мало народа. Мазмудар убеждал меня знакомиться с пассажирами и держаться свободнее. «Адвокат должен иметь длинный язык», – говорил он. Он рассказывал о своей адвокатской практике и советовал пользоваться всякой возможностью говорить по-английски, не смущаясь ошибок, неизбежных при разговоре на иностранном языке. Но ничто не могло победить мою робость.

Один из пассажиров – англичанин, немного постарше меня, почувствовав ко мне расположение, вовлек меня однажды в беседу. Он расспрашивал, что я ем, кто я, куда еду и почему так робок; он также посоветовал мне обедать за общим столом и смеялся над тем, что я упорно отказывался от мяса. Когда мы были в Красном море, он дружески сказал мне: «Сейчас это хорошо, но в Бискайском заливе вы откажетесь от своего упорства. А в Англии так холодно, что совершенно невозможно жить без мяса».

«Но я слыхал, что и там есть люди, которые могут обходиться без мяса!»

«Можете быть уверены, что это неправда. Насколько мне известно, там не найдется ни одного человека, который не ел бы мяса. Ведь я не убеждаю вас пить спиртные напитки, хотя сам пью. Но я считаю, что вы будете есть мясо, так как не сможете жить без него».

Мы вошли в Бискайский залив, но я не почувствовал необходимости ни в мясе, ни в спиртных напитках. Мне посоветовали запастись справкой, что я не ем мяса. Я попросил своего знакомого англичанина выдать мне такое удостоверение. Он охотно согласился, и я хранил его некоторое время. Но когда я узнал, что можно получить такую справку и преспокойно есть мясо, она утратила для меня всякое значение. Если не поверят моему слову, на что мне такое удостоверение?

В Саутгемптон мы прибыли, насколько я помню, в субботу. На пароходе я ходил все время в черном костюме, а белую фланелевую пару, которую мне достали друзья, приберегал ко дню прибытия. Я считал, что белое мне больше всего к лицу, и вышел на берег в белом фланелевом костюме. Стоял уже конец сентября, и в белом костюме был я один. Присмотревшись, как поступали другие, я оставил агенту «Гриндлея и Кo» весь свой багаж вместе с ключами.