Моя жизнь с Гертрудой Стайн

С супругами Джюитт мы посетили госпиталь, который они так щедро поддерживали. Затем провели ночь в их замке. В замке имелась потайная подземная темница, из которой Вилли Данбэр Джюитт выуживал с помощью веревки с крюком на конце бесчисленные старинные предметы — железные решетки, подсвечники, но не мебель. Если там и была когда-то мебель, то вся сгнила. Он подарил нам пару металлических каминных подставок для дров, которые мы взяли с собой в Париж, в конечном итоге отдав их Дженет Скаддер для дома, который она построила.

Миссис Джюитт был практичной и неутомимой. Вилли Джюитт был менее практичен. Однажды он отправился в Испанию, привез оттуда пару королевских мулов в серебряной упряжи и разъезжал по окрестности к восторгу местных жителей.

В ожидании дополнительных поставок, я получила письмо из нашего общества в Париже со списком высланных материалов, но к моему разочарованию, подписанное миссис Фрэнсис Шоу, председателем. С миссис Шоу, привлекательной швейцаркой, членом комитета я встречалась в Париже. «Что случилось с миссис Лэтроп?» — спросила я Гертруду. Это настораживало. Но ничего не произошло, случайная описка, допущенная миссис Шоу. Миссис Лэтроп оставалась главой фонда.

Риверсальт, место рождения маршала Жоффре, был недалеко от Перпиньяна. Мы съездили туда и я попросила фотографа сделать снимок дома, в котором маршал родился. С этой фотографии я сделала тысячу открыток и отослала в Соединенные Штаты с целью сбора средств для нашего общества. Миссис Лэтроп такой шаг понравился и принес нашему фонду дополнительные пожертвования.

По окончанию работы мы вернулись в Париж. По дороге я дала Гертруде кусок холодной курятины в одну руку, пока она другой, чтобы не терять времени, управляла. Во время пути кто-то рассказал, что американская армия сегодня вечером будет в Невере. При подъезде к городу мы неоднократно встречали разрозненных американцев, но не останавливались, пока не добрались до города.

Первым же офицером, у которого Гертруда спросила направление, оказался Тарн МакГрю, старый приятель, с которым мы встречались у супругов Жако. Он обратился к Гертруде: «Я попрошу двух солдат посторожить ваш автомобиль, а вы выступите перед группой солдат — тех, кто только прибыл и кого надо проинформировать о том, что надлежит знать о Франции». В тот вечер все хотели знать, как далеко линия фронта, ожидая услышать пушечную канонаду и зреть убитых немцев.

На следующее утро мы отбыли в Париж, где получили новое задание — в Ним. Комитет снабдил нас сопроводительным письмом к начальнику тамошнего военного госпиталя, и мы вновь поехали. Когда добрались до Нима и предъявили документы, жена главного хирурга пригласила нас посетить их дом следующим утром и познакомиться с некоторыми докторами, проживавшими в городе. Мы посетили дом мадам Фабр, где доктора, некоторые с женами, собрались вокруг большого стола за чаепитием. Мадам Фабр поинтересовалась у меня: «Много ли жителей-французов в Сан-Франциско?». Я ответила: «Двадцать пять процентов населения имеют французские корни». «Остались ли они хорошими французами?». «До такой степени, что некоторые из них отсылают своих дочерей в Париж, в школу Сакре Кер для обучения». Мадам Фабр повернулась ко мне спиной и только тогда я сообразила, что она из протестантской семьи. Позднее, однако, мы подружились.

На станции в Ниме мы устроили приемный покой для раненых солдат. Две монахини готовились к их приему и обеспечению прибывших горячими напитками. Гертруда пришла им на помощь.

Монахини водрузили на плиту огромный котел с шоколадом, приготовили обычные армейские оловянные кружки для раздачи, а я принесла медикаменты и сигареты. В то время была нехватка табака и в армии и у гражданского населения, поэтому сигареты оказались ценным товаром. В госпиталях солдаты курили то, что выдергивали из своих матрасов.

Мы регулярно появлялись на станции, получая прибывшие медикаменты. Однажды нас уведомили, что пропадает большая партия груза и нам следует немедленно явиться. Мы пришли, я побеседовала с начальником станции и объяснила ему, что получатель груза — Красный Крест, а не мы, как же я могу его принять. «Ну вот, — сказал он, — это халатность Американского Красного Креста, допускающая такое расточительство».

Мы познакомились и привязались к мадам Тибон, жене префекта города Гарда. Она очень расстроилась поведением Американского Красного Креста: «Вы должны что-то предпринять». Но мы возразили: «Это не наша обязанность».

У мадам Тибон был красивый сын, который, как я полагала, увильнул от военной службы. Мадам Тибон объяснила мне позднее, что он был еще молод для военной службы, но у него есть разрешение родителей отправиться на войну, как только исполнится 18 лет. Я была несправедлива по отношению к Жаку.