Моя жизнь с русскими. Или Свой среди чужих

Да говорят, что часто буксуют на ней. Что значительная часть иммигрантов не может ее проехать до самой смерти. Только маленькая, заветная часть достигает четвертой стадии – стадии смирения. Чаще всего совсем не могут смириться с участью. И до пятой стадии, до тихого довольствия, уж точно не доходят. И почему – плечами пожимают, хмурятся. Не знают точно. Ну, трудно привыкнуть к новой культуре. Где родился, там и пригодился. Если в детстве ели манную кашу и любите часто об этом говорить с другими, кто тоже ел манную кашу, чего вам делать в стране, где едят бекон с кленовым сиропом на завтрак и по настоящему любят только гамбургеры? Где крокодила Гену не знают и смотрят только плохие мультики Дизни? Но самое обидное, на мой взгляд, это то, что канадское государство молчит. Вроде знают, что не понравится никому, но молчит. Может, потому, что, как ни странно, учитывая все обстоятельства, никто не уезжает. Остаются мучиться, бедные страдальцы. И решает государство, что все довольны, раз не уезжают. Но это не так. Хотя действительно хотелось бы знать: почему не уезжают?

Рабби Бернс и Вечное Шотландство

25 января. Саскатчеван, место нашего изгнания. Мне десять лет. Падает снег крупными снежинками. Солнце садится. Стоит мороз крещенский. Я весь трясусь но не от холода. Сидит отец мой возле камина и улыбается.

– Паренек, – говорит, улыбаясь еще пуще – поздравляю, черт возьми! Сегодня ты станешь мужиком. Первый раз сыграешь на Бернс Дай. Играй на славу. Не забудь клан Макаули, да и Камбел. Ну, и для этих негодяев из Клана Камрэн тоже сыграй разок, на фиг. Шотландию не забудь.

А как. Забыть-то я конечно не собирался, если бы и мог. С детства меня поднимает отец в четыре часа ночи, дышась тяжело со сильным запахом односолодовой шотландской гордости, и выводя на кухню заставляет меня петь песни Клана Макаули и Клана Камбел. И заканчивалось всегда тем что заставляет меня клясться умереть ради Шотландии, что и всегда охотно делал. Умереть-то ради страны которую никогда не видел я готов был, даже в десять лет. А сыграть на вечер Роберта Бернса – куда страшнее. Потому что если паршиво сыграешь – захочешь сдохнуть, да тебя не возмут в рай и придется тебе всю жизнь ходить с башкой опушенной от понимания того что изгадил день памяти вечного поэта.

Приехали на место. Через окна видны мужики в кильтах. Волынщыки курят и разминаются. Мы входим в зал, где накуренно и в тоже время как-то свежо. Легкий запах потрохи смешается с тем самым односолодовым виски. Запах счастливого канадско-шотландского детства. Запах вечного поэта Рабби. Запах сразу выбил из меня страха. Клин клином. Я сыграл на славу. Для Клана Макаули. Для Клана Камбел. Даже для тех негодяев из Клана Камрен которые, как уверял отец, всегда спирали наши овечки и коровы зимой. Но паче всего сыграл для Рабби, бедного да честного шотландца, как мы все, черт возьми. «Был честный фермер мой отец, он не имел достатка…»

Пятнацать лет прошли с того дня, и много изменилось в моем понимании жизни и самого вечного поэта. Вот, 25 января. Стою я в подъезде на второй балтийской улице в москве, пиво пью с пацанами и пытаюсь объяснить суть этого изменения Кольке и Грише. Ване по барабану, ему можно и не объяснить.

– Да я не говорю, – говорю, – что Маршак плохо перевел стишки, просто другой дух получился, понимаешь? Ну, вкус-то другой. В оригинале он не серьезный, он вообще шут, понимаешь, издевается, а вот у Маршака получился какой-то пафосный образ патриота. Это непременно есть, есть. Но настоящий шотландский патриот – издевается над пафосом, понимаешь?

Но Колька не впечатлен. Он вобще не верить что Бернс шотландец, и думает, кажется что писал на русском языке.

– Да че ты гонишь!? Бернс – поэт Советского Союза, Бернс наш, – говорит, и убегает в киоск за бутылкой портвейна как бы слыша слова самого Рабби «Вина мне пинту раздобудь…»

– Да, – хочу сказать, – Россия родина слонов, я понимаю, – но Гриша меня перебивает. – А ну-ка, стишок какой-нибудь помнишь в оригинале, раз он не наш?

– Ей Богу!– говорю, – сейчас получишь в оригинале, блин. – И начинаю я читать первое что приходит в голову. – Fair fa» your honest, sonsie face, great chieftain o» the pudding race! Aboon them a» yet tak your place, painch, tripe, or thairm…

– Че-че?! Че это значит?!

– Да пес его знает. Не на английском же он писал, а на смесь шотландского с английским. Вот. Да знаешь, Маршак молодец, но мне кажется что для того чтобы правильно передать всю глубину путаницу, он должен был перевести на смесь русского с украинским.

– То есть, если бы он не был советским писателем и не писал на русском в оригинале…

– Ну да, конечно.

Православие и Вилли Валлас

Когда бываю в штатах всегда ожидаю неожиданное. Такая уж страна. в своей непредсказуемости штаты похожи на россию. Кто-то всегда стреляет в меня из-за какого-то нелепого угла.