– Нет, я не соврал, я из больницы двинул в автосервис, но провел там менее часа, у них все равно запчастей нет, даже если бы нашли неполадки с машиной. Потом я вернулся в Чурилов и караулил Гарифу, она торчала в своем магазине в торговом центре, а затем отправилась к братцу и бабке в старый дом. А не в свою новую квартиру.
Катя удивленно глянула на него.
– Откуда ты знаешь про ее новую квартиру? – спросила она. – Ты же говорил нам в больнице, что никогда не бывал в Кашине и…
– В Кашине – нет, а в Чурилов многие годы, с юности, я ездил тайком. По нескольку раз в год – весной, летом, даже зимой. Меня словно магнитом тянуло. Заглядывал в Пузановку на пепелище. – Зарецкий впервые криво усмехнулся. – И колодец проверял, как он… И папашу Пяткина я не упускал из вида. И Гарифу… Она обычно по пятницам после новоселья ездила к своим на Октябрьскую с продуктами и лекарствами, ритуал семейный. А в тот день как раз и была пятница. Я трясся, словно в лихорадке, меня терзал страх, я должен был покончить с ней как можно быстрее. Ехал за ее машиной от торгового центра. Раздумывал по пути, что делать – если только бабка дома, я прикончу их обеих и подожгу дом… Вспомню старое. Огонь все скроет. Но если и брат там, с троими я, конечно, не справлюсь на своем протезе. Придется ждать утра, когда Гарифа отправится в магазин, и кончать ее по дороге – одну. Гарифа по пути чуть в аварию не угодила с какими-то придурками, но все обошлось. Остановилась у дома, открыла ворота, загнала свою тачку под навес. Я затормозил у ворот. Надо было проверить – кто из семьи дома. Но никто не вышел ее встречать. Она возилась с сумками одна под навесом. И я решил – пора.
– Чем ты ее оглушил? – спросил Гектор.
– Протезом.
– Не лги. Ты бы его в такой момент не рискнул снять.
– Я всегда вожу запасной. Он в багажнике. – Зарецкий снова смотрел на них с ненавистью. – Сами проверьте.
Гектор кивнул Кате – давай. Сам он стерег Зарецкого. Катя открыла багажник «Рено Логан». Среди дорожного скарба лежал протез – футуристическая нога робота с удлиненным овальным утолщением наверху из металла, чтобы с помощью вакуумной помпы надевать на культю. Если схватить за металлическую щиколотку и замахнуться, можно использовать как увесистую… палицу.
– Я вышел с протезом в руках. Окликнул Гарифу. Она повернулась и глянула на меня, на протез… Мы не виделись вечность, я же не попадался ей на глаза, когда следил за ней. Но она меня узнала. Шагнула ко мне из-под навеса. Хотела что-то сказать, но я сразу ударил ее в висок. Как Аглаю кочергой… Однако попал чуть выше, не убил, а лишь оглушил.
Пауза. Зарецкий словно собирался с духом, чтобы продолжить.
– Она рухнула на землю, я хотел ударить ее снова протезом, но… понял, что придется бить ее по голове, прежде чем она умрет, это же не дубинка и не молоток. Она очнется от боли, закричит, переполошит всех своим криком, ее домашние могут вот-вот нагрянуть… И тут я заметил топор, торчавший из обрубка дерева, словно из плахи, возле поленницы дров на участке. Я оттащил Гарифу подальше от ворот, пошел за топором и… В тот момент я думал не об Аглае-убийце… В рабстве в ауле на моих глазах обезглавили нашего пленного солдата. Я соврал вам, что не видел казни. Наш хозяин, боевик, заставил в назидание смотреть всех – и своих жен, и домашних, и нас, рабов, даже детей малых… Я в свои шесть лет все запомнил. Он сначала использовал дедовскую саблю, но не умел с ней обращаться, схватился за топор. Он добил, обезглавил пленного, уже поверженного на землю, истекавшего кровью. Использовал топор как пилу. Не рубил, резал. Я бы не смог снести голову Гарифе одним ударом топора, я не силач и не мясник. К тому же при ударе кровь могла запачкать меня, как уже случилось, на мою беду, пятнадцать лет назад. Я боялся крови, поэтому орудовал как тот боевик. Кровь Гарифы текла на землю, а не на меня… А чтобы отпечатков моих на топоре не нашли, я использовал свой носовой платок, обвязал вокруг обуха. Платок я затем выбросил по дороге домой.
Гектор наклонился, сгреб его за грудки, рванул вверх, приподнимая с земли, почти держа на весу.
– Как ты мог? – процедил он, задыхаясь. – Что ты сотворил с ней? Как посмел уподобиться им… этим зверям?! Палачам?! Ты сам хлебнул кровавого дерьма полной мерой… Тебя изувечили, мучили… А ты стал как они! Превратился в ублюдка! Падаль!!
– Гек! Оставь его! Он калека! – закричала Катя.
Гектор отшвырнул Зарецкого от себя. Стиснул кулаки. Он еле сдерживался.
– Убийство Аглаи, как ни страшно это звучит, можно понять… объяснить по-человечески и даже простить. – Катя обратилась к Зарецкому. – Но Гарифу тебе никто никогда не простит. Это, Женя, за пределами добра и зла.