И сказал Бог, обращаясь к Моше: «Если бы отец ее плюнул ей в лицо, разве не скрывалась бы она от стыда семь дней? Пусть будет она заключена семь дней вне стана, а потом придет». И была заключена Мирьям вне стана семь дней; народ же не отправлялся в путь, пока не вернулась Мирьям. А затем двинулся народ из Хацерота и остановился в пустыне Паран» (Числа, 12:1-14).
Существует две основные версии, объясняющие этот отрывок.
Первая из них, безусловно, апологетическая, то есть призванная всячески обелить Мирьям и Аарона и убедить читателя, что они вовсе не посягали на власть и авторитет Моисея, а были движимы исключительно беспокойством за свою невестку Сепфору, которая не была кушиткой, то есть уроженкой Эфиопии, по происхождению – просто евреями называли «кушитами» всех чернокожих людей. Согласно этому мидрашу, Мирьям и Аарон, дескать, были возмущены тем, что Моисей отказал жене в интимной близости, мотивируя это тем, что после этой близости человек считается ритуально нечистым, а разговор с Богом следует вести в состоянии ритуальной чистоты. По мнению Мирьям и Аарона, объясняет мидраш, ни один человек, на какой бы высокой духовной ступени он ни стоял, не должен отказываться от радостей мирской жизни – и эта позиция, надо заметить, в целом согласуется с позицией иудаизма, не приемлющего института монашества[97]
. Таким образом, суть претензий Мирьям и Аарона по этому мидрашу сводилась к тому, что Моисей пытается выставить себя в глазах народа «святее всех святых», то есть, что он не в меру возгордился своей близостью к Богу.Тогда-то Бог и обращается к Аарону и Мирьям «внезапно», то есть в момент их близости с супругами, и призывает их на Свой суд. От того, что Всевышний вступил с ними в разговор в столь интимный момент, сестра и брат Моисея, находящиеся вдобавок в состоянии ритуальной нечистоты, испытывают жгучий стыд. Тогда Бог им объясняет разницу между Моисеем и ними: Моисей – это единственный человек на планете, к которому Всевышний может обратиться в любой момент и в любой момент он должен быть готов к разговору с Богом, а потому и находиться в состоянии ритуальной чистоты. Таким образом, объяснил Господь, Моисей был прав, когда решил отстраниться от жены.
По другой, более жесткой версии, Мирьям и Аарон неожиданно попытались оспорить тот факт, что Моисей является более великим пророком, чем они («Разве только с Моше говорил Бог? Ведь и с нами Он тоже говорил!») и пытались обвинить Моисея в том, что он сам не следует собственным законам. К примеру, он запретил евреям вступать в браки с другими народами, а сам между тем женат на нееврейке. Да и не просто на нееврейке, а на негритянке, женщине другой расы! И Моисею, желал он того или нет, пришлось давать ответ на эти расистские обвинения.
Однако какая бы из этих двух версий ни была ближе к истине, читатель не может не обратить внимания на два момента вышеприведенного отрывка.
Во-первых, здесь впервые Библия говорит о том, в чем заключалось принципиальное отличие Моисея от всех пророков, живших до и после него: Бог передавал ему Свою волю не в видении или во сне путем неких образов или слов, смысл которых еще предстояло расшифровать, а говорил с ним явно, голосом, причем отвечает на любые его вопросы. Талмуд, объясняя различие между пророчеством, которое получал Моисей, и пророчествами других пророков, говорит, что они отличались друг от друга так как изображение в гладком, идеальном и блестящем зеркале отличается от изображения в зеркале с не столь идеальной поверхностью и вдобавок чуть подернутом дымкой.
Во-вторых, и в этом инциденте Моисей предстает как человек, не помнящий нанесенных ему обид и оскорблений, не пытающийся никому мстить, а наоборот – молящий Бога за своих обидчиков. И это величие его духа, безусловно, не может не вызывать восхищения – насколько же он по своему характеру отличался от сотен и тысяч королей, царей, халифов, падишахов, президентов, премьеров и генсеков, прошедших по земле после него!
Говоря о различных версиях этих событий нельзя не вспомнить и еще одну – о том, что все они, по сути дела, происходили в рамках одного, затянувшегося на несколько месяцев бунта против власти Моисея. С точки зрения этой версии, выступление Мирьям и Аарона было одним из проявлений бунта, охватившего часть левитов, то есть самой близкой и преданной Моисею части народа. И апофеозом этого мятежа стало выступление Корея – левита, двоюродного брата Моисея, открыто обвинившего его в узурпации власти и раздаче высоких должностей исключительно горстке своих приближенных.