Молчаливый полет

И вот — опять перед глазамиБумага, и перо в руке,И рифмы прочными узламиСпешат повиснуть на строке;Опять, розарий оглашая,Заимствованная, чужая,Пременный тенькает рефренСтрофа в четырнадцать колен;Опять мигрирующей птицейПиррихий правит свой полетВо ржавь штампованных болот,Во мхи «онегинских» традиций,И много Вам знакомых чертОбъемлет вежливый конверт.Но пред помолом трафаретаУже не скажет нам никто,Что нужно то, мол, а не это,Что, мол, дыряво решето,Что, мол, нужна зерну просушка,Что, мол, не примет крупорушка,Что слишком робко на словаКладет редактор жернова…

О трансформаторе бываломТеперь не скажут: «Раб и плут!Он слишком вольно, там и тут,Обходится с оригиналом!» —Нет! стал он жить своим умом:Он частным тешится письмом.А между тем (судьбы превратность!)Я слышу окрик даже здесь:«Эквиритмичность! адекватность!В подстрочниках не куролесь!»Что значит жестом беспорочнымЗдесь тропкам следовать подстрочным?Какой мне здесь оригиналВводить в искусственный канал?Кто мне на дерзкие ухватки,Как толмачу, кладет запрет? —Я думаю, что весь секрет —В моей суровой адресатке:Быть верным ей, вот весь канон,Conditio sine qua non.[257]Тут не помогут фигли-мигли,И что жонглерствовать враздроб?Вы в скобку, строгая, остригли

Моих рифмованных растреп;Вы давний норов укротили,И по канату ходят стили,Не хуже пойманных пантер,Косясь и скалясь на партер.Да, больше, кажется, свободыВ той цензурованной стряпне,Которую и Вам и мнеПредписывают переводы…Что делать, автор? — прячь клыки! —Ты угодил в ученики.Под ранним штемпелем «Одесса»,Или (позднейшим) — «Коктебель»,Какая дергала мэтрессаТакую ровную кудель? —Не кто иной, как Вы, заставилМеня, вне навыков и правил,Стихами десять раз подрядВам спрясть ответ на беглый взгляд…От обработочной баландыМеня увлечь лишь Вы моглиВ тот мир, где ходят корабли

И от пендинки страждут Ванды,В тот мир, где каменным стволомЯ встал над письменным столом.Я мог одной лишь Вам в забавуСвой слог в те области вовлечь,Где дровосек топил на славуДурными помыслами печь.Да, как топор, перо иззубришь,Но подчинишь изюбров упряжьИ токов северных мостыБичам Светланиной мечты!Я не из пифий, чужд я Дельфам,Но шаловливейшей из фей,Я знаю (вспомним Ваш хорей!),Предстать мне гномом или эльфом,Предстать мне, в общем, черт-те чемИ не решить мирских проблем.Мне суждено, играя в нежность,Кружить вовне, блуждать вдали;Я обречен на центробежность,Как звездный спутник-рамоли…Но в зыбке холостяцкой грусти,В монашестве и в мясопусте

Я тему новую свою,Свой новый пафос познаю:Ведь стих — он тем сильней, пожалуй,Чем жестче быт, чем стол постней,Чем меньше перстневых огнейВ судьбе, без свадеб возмужалой,Чем больше семечек-серегВ лукошке сеятель сберег.Квохтать над высиженным словомИ ждать, проклюнется ль желток;Глядеть ab ovo и ad ovumСквозь эллипсоид едких строк;Следить, чтоб Пушкинский футляр намШаблоном был эпистолярным,С белком ямбической стопыПод сводом хрупкой скорлупы,Хотя на волю, с плац-парада,В письме (как раз наоборот),Из-за строфических воротТатьяну кликнула тирада, —Вот всё, что было, всё, что есть!Post scriptum. — «Страшно перечесть…»