Молчание любви

Самым главным своим делом сама Лариса Ивановна считала вовсе не старинные залы, а собирательство современной коллекции, которым она параллельно занималась все эти годы. Чиновники того времени, конечно, такую задачу перед ней не ставили. Мурашова сама поставила ее, и авторы, которых она тогда отыскивала – естественно, не на официозных выставках, – вошли сейчас в обойму ведущих мастеров. В советские времена приходилось доказывать, что государственные деньги тратятся не зря и что искусство не бывает местечковым и надо собирать работы не только подмосковных художников, и много чего еще приходилось объяснять и доказывать, но тогда давали деньги. А сейчас их не давали, и уже очень давно, хотя упрямая Мурашова продолжала делать заявки в комитет по культуре. И получать отказы, вот как сейчас.

– Не дали денег, – жестко повторила она. – Обидно, так много хороших вещей, и опять уйдут мимо госколлекций. Ладно, Аня, что нам горевать – нам зато Кудряшова дарят, сейчас звонили.

Рассчитывать по большому счету можно было только на дары – но дары не прекращались. Мурашова была известна, попасть в собрание ее музея считали за честь – и те, кто сотрудничал с ней уже по двадцать лет, и молодые. Только за последние три года прибавилось больше ста работ. Чтобы отблагодарить художников, Лариса Ивановна и затеяла новую выставку, которую они с Аней уже почти подготовили.

Аня четыре года назад пришла сюда на практику, потом – писать диплом. Да так и осталась, прилепившись к Ларисе Ивановне и сделавшись буквально ее тенью.

– Кажется, все готово, – критично оглядев зал с работами братьев Волковых, сказала Мурашова и перешла в следующий, с Белютиным и Поманским. – Здесь тоже ничего. Освещение надо еще раз проверить… Ну вот, а говорили: айсберг, айсберг… Партийные работники мне вдалбливали в свое время, что музей – это айсберг, – пояснила она Ане, – и только вершина должна быть видна. Бог, мол, с вами, приобретайте, храните все это, но не выставляйте. А тогда зачем приобретать? Собрать и поставить в фонды – это одно. А так всегда хотелось выставить!

И хотя Белогорский музей давно не был айсбергом, каждую новую выставку Лариса Ивановна ощущала как личную победу.

– Через две недели можно открываться, – решила она, – приглашения уже подготовлены, только дату вставим. Как раз успеем закончить третий зал. А ты сегодня какая нарядная, во всем новеньком.

– Да это из сундука, – махнула рукой Аня.

Отыскав в маминой кладовке свою дипломную работу для Карины, она вдруг наткнулась на сверток с вещами десятилетней давности, которые бережливая мама, когда-то сказав, что выкинула, на самом деле припрятала. И как это оказалось кстати! Аня примерила джинсы и кофточки, считавшиеся некогда старыми, и они оказались очень даже ничего. Главное, в аккурат. И даже морально вроде бы не очень устарели… А то всю голову сломала: совсем тепло уже, что надевать? Заранее она ничего не любила запасать, и даже босоножки осенью, в еще благополучные времена, выкинула, легкомысленно решив, что потом все купит новое и модное. Кто же знал, что жизнь пойдет под лозунгом: «Ерунды не покупать»? Ладно, выкрутилась! Конечно, не роскошь, не дама на портрете, но…

Аня пригляделась к белютинской «Женщине с ребенком», висевшей на почетном месте. Очерченная, словно одним быстрым движением, широкой разноцветной полосой, она так плавно склонялась над своим абстрактным младенцем, и нежный профиль так знакомо затуманился…

– Лариса Ивановна, я крамолу сейчас скажу. Может, мне мерещится? Но ваша любимая «Женщина» похожа на рокотовскую даму.

Мурашова подошла, прищурилась.

– Посмотрите на лицо, она в таком же «далеке». Правда!

– Я же говорю, освещение надо проверить. Разные эффекты могут быть… Пора по домам. Наверное, только Калинников у ворот остался да мы.

Так по-настоящему звали Очарованного Странника.

– А что, если его когда-нибудь выставить? – тихо предложила Аня. – Когда я вспоминаю все, что у него видела, неплохая экспозиция выстраивается. Мне кажется, многим интересно было бы…

Лариса Ивановна всегда отвечала конкретно. Она только на секунду задумалась.

– Хочешь сама сделать выставку? Созрела? Хороший музейщик обычно долго созревает. Калинников наивен, но стоит подумать. Не сейчас, конечно.

– А когда?

– Сама считай. «Современники» два месяца простоят, август – не выставочный месяц. Потом проект директору надо достойно представить, не как детский лепет. Твоя идея – продумывай.

Странник у ворот действительно еще работал – ловил оранжевые отблески заката.

На огороде

Огороды за усадьбой разбили давно, лет пятнадцать назад, когда стало ясно, что зарплаты музейщиков не скоро перестанут быть копеечными и что спасение голодающих – дело рук, конечно же, их самих. И даже когда большинство интеллигенции побросало лопаты, приноровившись к новым временам и пустившись на заработки, эти участочки продолжали быть обитаемыми. Кто регулярно сажал картошку, а кто наведывался только за малиной и смородиной.

– И что, как урожаи? – спрашивала Карина, вскапывая грядку на краю оврага, рядом с Аней.