Молчи или умри

Пока новенькая «Волга» везла его в гостиницу, Марин Коев вглядывался в пожухлые осенние деревья и голубые небесные озерца, оброненные умчавшимся летом. Его одолевала легкая грусть человека, успевшего за несколько дней свыкнуться с улицами и домами, с тишиной этого небольшого городка. Да, командировка истекла, все необходимое записано, можно преспокойно купить билет на экспресс и отправиться в столицу.

Водитель, сухопарый мужчина с неестественно высоко поднятыми плечами, по всему видно, пенсионер, правил нервозно, резко тормозил. Коева так и подмывало сделать ему замечание, но какое он имел на то право? Был бы это его шофер или хотя бы мало-мальски знакомый… Впрочем, насчет того, что они не знакомы, Коев немного сомневался. Кого-то напоминал ему этот человек — своей выправкой, острым проницательным взглядом голубых глаз. Откуда он мог его знать? Где мог встречать? Коев не раз задавал себе подобные вопросы, так и не находя ответа. Цепкий взгляд шофера неотступно следил за ним, и это раздражало Коева.

Он перебрал в памяти далекие студенческие годы. И вспомнил офицера, любовника своей хозяйки, — женщины молодой, кровь с молоком, по которой сам он тайно вздыхал. Офицер был рослый блондин с неуклюжими движениями и тяжеловесной походкой. Сквозь одежду выпирали мощные мускулы. Но не мускулы поражали, не они приковывали внимание. Впечатляли прежде всего глаза. Навязчивые голубые глаза, оловянные, осоловелые. Они обдавали холодом. Марин всегда чувствовал себя точно мышонок перед ужом. Появлялся офицер всегда неожиданно, словно из-под земли вырастал. Коеву ни разу так и не довелось услышать, как он входит. Случалось, станет истуканом в двери и стоит, не говоря ни слова. Отвернешься — взгляд неотвязно следует за тобой. Исчезал он так же внезапно, как появлялся. И весь год, квартируясь у этой женщины, Коев так и не смог освободиться от страха перед офицером… Бывало, хозяйка заглянет к нему в комнату в домашних туфельках на босу ногу, в легком бархатном халатике, присядет на постели и заговорит вкрадчивым таким голосом. Певучая ласковая речь, распущенные рыжие волосы, густые и жесткие… Коев украдкой прикасался к ним. Но с тех пор как повадился этот офицер, он даже подумать о том не смел. Хозяйка, как водится, не догадывалась о его волнениях и, считая несмышленышем, беззаботно смеялась. Опыта он и впрямь не набрался, однако ей и невдомек было, что смущает его вовсе не ее близость, а нечто другое… Так что же сейчас тревожило Коева? Офицер, словно гвоздь засевший в памяти, снова взбудоражил его сознание именно здесь, в городке, где он родился и вырос, где все неодолимо влекло его обратно, воскрешая прошлое. Невидимые нити памяти тесно переплетали образы, меняя их естественные взаимосвязи, да и как иначе, много воды утекло с тех пор, плотной тиной заволокло дно…

Марин Коев отвел взгляд от шофера и вспомнил беседы с Миленом, директором текстильного комбината, гостем которого он был. Точнее, не все беседы, а лишь одну из них, глубоко запавшую в сердце, ибо тогда разговор зашел о его собственном отце. «Как умер бай[1] Иван?» — спросил Милен. Коев не знал в точности. В то время он был в Софии. Позвонила сестра и сообщила, что отца забрали в больницу. Старик переболел гриппом, похоже, получил осложнение, да и старая рана давала о себе знать. Коев обещал тотчас же приехать, но задержался в столице по уважительной причине — как раз открылся конгресс филателистов, и он, известный журналист, естественно был в числе делегатов. Несколько раз звонил. В последний их разговор сестра, не на шутку растревоженная, сообщила, что Старый нащупал в животе какие-то уплотнения и считает их метастазами. «Какие такие уплотнения? — испугался Коев. «Так он говорит, — оправдывалась сестра. — А живот у него на самом деле вздутый и твердый». — «Слушай! — закричал Коев в трубку. — Немедленно вызывай врача, пусть введет катетер. Весной отец жаловался на этот самый, мужской недуг…» Разговор велся поздно ночью. К тому же был выходной. «Да где же я нынче возьму врача, Марин? Тут и медсестры-то днем с огнем…» — «Разыщешь! Любой ценой! Я завтра же буду», — твердо пообещал Коев… Но и назавтра он не поехал. Его избрали в состав руководства. А потом пришла телеграмма…