Молитва

Помня о возможности непрестанной молитвы, я стараюсь заполнить ею моменты вынужденного простоя. Результаты бывают потрясающими. То я вдруг обнаруживаю, что мне небезразлична судьба старушки, которая стоит передо мной в очереди, перебирая содержимое своего кошелька. Или я начинаю молиться о тех, кто сейчас находится рядом со мной — дома или в церкви — или далеко от меня — в баре или в клинике для больных СПИДом. Иногда я молюсь о людях, которые живут в домах, мимо которого я прохожу. Я молюсь, когда смотрю новости по телевизору и во время рекламных пауз. (Представляете, во сколько обходятся рекламодателям пятнадцать секунд моего времени!)

«Дух дышит, где хочет, — говорил Иисус Никодиму, — и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин 3:8). Я обнаружил, что слова Спасителя истинны, если я ищу Бога во всякое время. Моменты изумления (когда я чувствую — вот оно!) неожиданно настигают меня, и на меня вдруг накатывает волна благодарности, или сердце мое пронзает боль сочувствия. Но так бывает лишь тогда, когда я сознательно ищу встреч с Богом.

ГЛАВА 14. «ЧЕЛОВЕК Я НЕ РЕЧИСТЫЙ…»

Тот, кто молится постоянно и неустанно, в конце концов понимает, что общаться с Богом важнее, чем видеть исполнение молитвенных просьб. Ведь конечная цель каждой молитвы — общение с Богом.

Джордж Макдональд

Эти события происходят так часто. Я не склонен усматривать в них происки сатаны. Но бывает, что как только я склоняю голову для молитвы, звонит телефон. «Кому это не спится в такую рань?» Или вдруг слышу журчание воды в туалете и бегу туда бороться с взбунтовавшимся бачком унитаза. Прошло полчаса, а я все еще занят: меняю прокладки, подтягиваю гайки, у меня ничего не получается — и весь день идет кувырком.

На следующий день мне вроде бы ничего не мешает. Я начинаю молиться и вскоре понимаю: мои мысли — в полном беспорядке, никак не могу сосредоточиться на чем-то одном. Я думаю сразу обо всем и ни о чем — о вчерашнем трудном разговоре с братом, о репортаже, обещанном мною Си-эн-эн, о статье, которую я должен завтра сдать — о чем угодно, но только не о Боге.

Великая молитвенница Тереза Авильская признавалась, что порой встряхивала песочные часы — большие, рассчитанные на целый час песочные часы шестнадцатого века, — лишь бы только время молитвы поскорее закончилось. Мартин Лютер тоже не избежал трудностей такого рода:

«Когда я начинаю молиться Богу своими словами, сразу возникает сто тысяч препятствий. Сатана подбрасывает мне всевозможные причины, по которым мне лучше отложить молитву. В результате я принимаюсь за дела и о молитве больше не вспоминаю. Если вы ничего подобного не испытывали, попробуйте усердно помолиться. Вне всякого сомнения, вас будут отвлекать самые разные мысли, так что вы просто не сможете сосредоточиться на молитве».

Чувство собственного недостоинства

Более всего Лютеру мешало молиться ощущение, что он не достоин общаться с Богом. Подобно людям, которые в детстве пережили насилие, он не мог избавиться от чувства стыда. Будучи молодым монахом, Лютер часами отслеживал у себя недостойные мысли, старался подмечать каждый свой грех. Но даже после полной подробной исповеди он, преклоняя колени для молитвы, чувствовал себя отвергнутым праведным Богом. И вот однажды Лютер осознал, что Христос, даром предлагавший благодать и прощение любому, даже самому омерзительному и самому недостойному грешнику, явил в Себе характер Бога. Так произошел духовный прорыв. С тех пор всякий раз когда ему досаждало чувство неполноценности, Лютер считал это делом сатаны и яростно противостоял ему.

Я убежден, что главное требование к молитве — искренность. Я должен приходить к Богу таким, какой я есть. Однако многие молящиеся страдают, подобно Лютеру, от ощущения своей неполноценности. Мы чувствуем себя виноватыми, или недостаточно сосредоточенными, или раздраженными. И думаем, что эти недостатки делают нас недостойными Божьего внимания — словно Бог слушает только совершенных людей. Кажется, будто я недостоин обратиться к Богу с молитвой до тех пор, пока не помирюсь со злобным одноклассником (или не стану хорошим мужем, не перестану кричать на детей, не избавлюсь от вредных привычек, которые держат меня в рабстве, — и так далее). В результате мы отворачиваемся от единственного источника исцеления и прощения.