С Мишей Ригелем Власа связывала многолетняя дружба, проверенная горем и радостями. Вместе, играя в индейцев, они носились по зарослям Летнего сада, вместе строили шалаши, вместе дрались с компанией толстого Костика Свиньина. Свиньин был самый заклятый их враг, и часто то Влас, то Мишка, проходя мимо адвокатской конторы его отца, не без намека рисовали мелом на двери свиную голову. В конце этого мая, уже после возвращения из Москвы, Влас и Ригель шатались по городу в поисках приключений, увидели билетик на одном из окон второго этажа и зашли полюбопытствовать об условиях сдачи. Дверь им открыла приземистая плосколицая девица лет двадцати в безвкусной полосатой блузе и с таким же не претендующим на изысканность полосатым бантом в волосах, Влас в первый момент подумал, что это девица — прислуга. Девица окинула их с Ригелем снулым взглядом и назвала сумму за две свободные комнаты.
В тот же вечер решено было переезжать, ибо и сумма, и некрасивая и, как видно, спокойная хозяйка без особых запросов их вполне устаивали. И потом, женщина в доме — это всегда тепло, уют, чистота и еда. Пожив с неделю, друзья поняли, что только не в случае с Раисой Киевной. В мансарде царили грязь и сумрак, и вечный сквозняк, гуляющий по коридору, доносил будоражащие запахи еды лишь из чужих окон. Раисе Киевне некогда было заниматься домом. Девушка обожала поэзию и, встав с утра, нечесаная и немытая, в просторной несвежей рубашке ходила по квартире с томиком стихов в руках, пропевая под нос поэтические строки и швыряя затушенные прямо об стены окурки папирос себе под ноги. Ближе к вечеру Раиса Киевна либо отправлялась на вечера антропософского общества, либо, закутавшись в шаль, выходила на кухню и ожидала, когда вернутся квартиранты и покормят ее.