Молниеносный Баязет (Звезды над Самаркандом - 3)

Попытки отцепить крючья и сбросить лестницы вниз были тщетны: снизу веревки туго натягивались и крючья впивались в зубцы стен. Перерубить веревки было невозможно - не доставали мечи, железные крючья были длинны. А по лестницам уже поднимались, прикрываясь щитами, бесчисленные воины. Часть их срывалась с высоты, но многие добрались до вершины и вступили в рукопашный бой.

Вслед за первыми поднимались другие, которых уже некому было сталкивать.

Бой шел по всей цитадели. На ее стенах, в ее дворах, внутри ее башен, и жилищ, и конюшен.

Ворота наконец распахнулись, и Тимур въехал во двор.

К Повелителю привели пленных.

Многие оказались израненными, иных судьба сберегла. Одни жались друг к другу в страхе, многие же встали перед Повелителем достойно и твердо.

Когда подвели коренастого Темир-Таша и рослого, крепкого Содана, Тимур присмотрелся к ним и спросил:

- Вы многих из нас погубили. Придется в том каяться.

Темир-Таш:

- Мы каялись бы, если бы мало погубили.

- Не надо б сопротивляться.

- А вас сюда звали?

- Раз мы пришли, покоряйтесь.

- А мы не хотим. Мы здесь дома.

Содан молчал.

Обоих отвели заковать в цепи.

Низам-аддину Тимур сказал:

- Историку надо описать нашу победу.

- Я ее видел, о амир, но совладаю ли с письмом...

- Историк должен славить победителя.

- Почему, о амир, победителя?

- Иначе ваше писание противно аллаху: он один знает, кому дать победу. Славить побежденного - значит противиться воле аллаха.

- Нужно время, чтобы понять эти слова.

Тимур, довольный своим пояснением, одобрительно кивнул:

- То-то! - и приказал проводить историка к своим ученым.

Поместившись в удобной комнате и отдохнув, победитель допустил к себе халебского кадия, умельцев и ученых.

Он сидел. Они стояли, теснясь, вдоль стены.

Пришли и встали слева от Повелителя его кадий Абду-Джаббар, богословы и законоведы, идущие в походе от самого Самарканда. Справа от Тимура встали два брата, Худайдада и Тавачи. По знаку Повелителя они сели. Халебцы остались стоять, робко ожидая своей участи.

Тимур долго молча рассматривал ученых Халеба, словно это был товар, выставленный на продажу перед глазами, видевшими столько подвигов и крови, столько людей и стран, красоты и бедствий, добра и зла. Под недобрым, прямым этим взглядом халебцы застыли, теряя силы: они понимали, что позваны на допрос и жизнь зависит от их ответов.

Наконец Тимур велел своему кадию спрашивать пленников. Абду-Джаббар не только помнил наизусть, торжественно читал нараспев Коран, но и говорил по-арабски.

- Спросите их, кадий... Вот за стеной еще лежат воины, павшие, убивая одни других, кого из них аллах примет как мучеников в садах праведных: наших ли, их ли воинов?

Абду-Джаббар перевел это пленникам.

Опустив глаза, боясь взглянуть друг на друга, они не решались отвечать.

Но один из них повернулся к ученому Шараф-аддину, говоря:

- Вот сей ученый мудрее нас. Он глава ученых, у него много учеников. Он скажет.

Шараф-аддин, взглянув на своих братьев по участи, увидел страх, овладевший ими, и понял, что их судьба в его ответе. Он вышел вперед, выпрямился и поклонился.

- О амир! Вы поставили меня в положение нашего пророка.

- Как это?

- Некогда к Мухаммеду, пророку нашему, явились трое предводителей племен и спросили, кого из них аллах примет как праведников, если им случится пасть под мечом врага. Один из них убивал и грабил, спеша разбогатеть. Другой воевал, стремясь прославить себя. Третий ради чести, чтобы возглавить свое племя, убивал старейших своего племени. Пророк наш ответил им: "Аллах знает, я не могу решать за аллаха". И они заворчали, недовольные его ответом. Тогда пророк наш сказал: "Не отвечаю вам, но о воинах ваших скажу: если, доверившись вам, они умирали по вашему повелению, веря, что умирают за справедливое дело, им место в селениях праведных. Если они пали, веря, что жертвуют собой ради справедливого дела, эта вера оправдала их". Так говорил Мухаммед, пророк наш, и вы, амир, заставили меня повторить слова пророка.

Ответ показался Тимуру дерзким, но немыслимо было наказать ученого, сказавшего, что воины Тимура и воины арабов равны перед аллахом, ибо нельзя наказывать за слова, некогда сказанные пророком.

Тимур приподнял руку, как делают купцы на базаре, когда приподнимают коромысло весов.

- Ваши знания заслуживают поощрения.

Он скосил глаза, как бы разглядывая колеблющиеся чаши весов.

- Я подумаю о вас.

Так он отпустил их, и они, выйдя за порог, остановились, ожидая его решения.

Вскоре их позвали на ковер, расстеленный за порогом, и перед ними протянули длинную голубую скатерть, говоря:

- Милостивый амир жалует вас, прося разделить с ним скудный походный ужин.

Между тем Тимур, которому приготовили место во главе ковра, задерживался. К его уху наклонился Худайдада и шептал:

- Царевич Султан-Хусейн, погнавшись за уцелевшей дамасской конницей, шестой день не дает о себе вести.

- А кто пошел с ним?

- С ним семь сотен его конницы.

- Подождем! - ответил Тимур. - А пока вели Бурундуку взять с собой тех, кто покрепче, тысячи полторы, и пускай едут следом. Может, им нужна помощь.