— Да, — отвечаю я, надеясь, что он не почувствует лжи. — Просто во время представления мне было не по себе. Я ощущала себя беззащитной. Наверное, это нервы. — Я снова пытаюсь улыбнуться. — Никогда не видела, как ты танцуешь.
Рафаэль приглядывается ко мне, и я стараюсь успокоить себя тем, что он может чувствовать изменения в моей энергии, но не в силах читать мои мысли. Если ему кажется, что я странно себя веду, то пусть думает, что это из-за того, что я вышла на люди.
Или рассказать ему о случившемся? Признаться в том, что Терен нашел меня, загнал в ловушку и приказал на них доносить? В конце концов, Энцо спас мне жизнь.
Но в голове тут же всплывает угрожающее предупреждение Рафаэля, данное мне во время тестирования самоцветами. Что, если Элита убьет меня? Они знают меня недостаточно хорошо для того, чтобы мне доверять. Что, если произошедшее лишь убедит их в том, что меня рискованно оставлять в живых? Нет. Нельзя им ничего рассказывать. Если расскажу, то к утру, скорее всего, буду мертва. А Виолетта так и останется в лапах Инквизиторов.
Рафаэль, видимо, решает не давить на меня. Положив ладонь мне на плечо, он произносит:
— Отдыхай, Аделинетта. — Успокаивающе целует меня в щеки и, развернувшись, уходит.
Я смотрю ему в след, не зная, поверил он мне или нет.
Ночью меня мучает бессонница, и я лежу, уставившись в потолок. Воображение рисует мне мою сестру — дрожащую в той же холодной, темной темнице, в которой держали меня. Она и правда приходила молить о том, чтобы мне сохранили жизнь? Готова ли я рисковать для спасения
Я должна вскоре встретиться с ним. Что мне делать? Как тайком выбраться отсюда?
На следующий день Рафаэль опять интересуется тем, как я чувствую себя, и я отвечаю, что намного лучше. Он бросает на меня взгляд искоса, но больше ни о чем не спрашивает.
Проходит день. Первоначальная паника сменяется постоянной смутной тревогой. Может, мне всё это приснилось и никакой Терен во дворец не приходил? Эта мысль столь заманчива, что я почти позволяю себе поверить в нее.
На третий день ко мне возвращается способность здраво мыслить. Чтобы выжить, я должна сыграть в эту игру. И сыграть хорошо.
* * *
Проходит пять дней.
Мы с Рафаэлем снова в гроте. Он разглядывает меня, в то время как я наблюдаю за тренировочным боем между Энцо и Пауком, пытаясь понять, как проявляется их энергия. Из головы не выходят слова Терена, не дающие забыть о том, чего он ждет от меня. Неделя почти истекла. Как мне выскользнуть из дворца и пробраться в Башню Инквизиторов?
Я силюсь сосредоточиться на чем-то другом.
— Где он научился так биться? — спрашиваю я Рафаэля, глядя на то, как Энцо кружит вокруг Паука.
— Он должен был стать королем, — напоминает мне Рафаэль, записывая что-то на листе бумаги. Прервавшись, он макает перо в стоящую на полу чернильницу. — Ребенком он тренировался вместе с Инквизиторами.
Энцо ждет, когда его противник первым нанесет удар. Остальные из Элиты свистят и улюлюкают, подбадривая обоих. Долгую минуту ничего не происходит. Затем Паук внезапно бросается вперед, целя деревянным мечом в левый бок принца.
В конце концов, Энцо захватывает подуставшего Паука врасплох. Выбив из руки противника меч, он приставляет деревянное острие своего меча к его шее. У всех вырываются пораженные возгласы, а у Паука — раздраженный рык. Дуэль окончена. Я прерывисто вздыхаю, когда оба отступают друг от друга.
Энцо весь в поту, его волосы растрепались, он напряжен и натянут как стрела. Белая льняная рубашка — влажная и просвечивающаяся — прилипла к спине. Насколько я поняла, только с Пауком Энцо тренируется в полную силу. Поправляя перчатки, принц бросает на меня взгляд и замечает, что я на него смотрю. Я опускаю глаз, представляя, что он сделает со мной, узнав о моей встрече с Тереном. Превратит меня в живой факел!
Вежливо кивнув мне, без тени улыбки на лице, Энцо идет к Пауку убедиться, что тот не пострадал. Звездная воровка — сегодня в компании двух койотов вместо орла — одобрительно хлопает. Потрясенный скоростью Энцо Зодчий зарывается руками в волосы. Шагающая по ветру интересуется у Энцо тем, как он проделал свой последний удар. Даже Паук теперь, обмениваясь с ним словами, которых я не слышу, держится уважительно.