Читаем Молодой Александр полностью

Это было главным событием в церемонии царских похорон, на которых, согласно «Роману об Александре», присутствовали «все жители Македонии»[808]. Предварительно, после прощания с царем во дворце, устраивалась ритуальная процессия –

экфора: тело покойного переносили из дворца на костер. В ней участвовали придворные, члены семьи и друзья. Вероятно, некоторые в знак траура коротко остригли волосы, женщины с бледными лицами в скорби били себя в грудь, и это торжественное шествие, должно быть, заставляло задуматься над иронией того, что факел, зажженный для свадьбы дочери, был использован, чтобы разжечь погребальный костер ее отца[809]
. Когда сооружение озарилось красным сиянием, в огонь стали плескать оливковое масло и легковоспламеняющиеся вещества, так что пламя извергалось к небесам и ярко вспыхивало, сжигая тело Филиппа и предметы, расположенные вокруг него, – все то, что ему могло понадобиться в ином мире. Теперь его дух был свободен, чтобы совершить свое дальнейшее путешествие «отсюда туда», как это называлось[810]. Монеты на его глазах предназначались для платы Харону, перевозчику в царство мертвых. Посвящение Филиппа в мистериальные культы, такие как Самофракийские мистерии Великих богов и, возможно, Орфические таинства, должно было обеспечить ему знание пути к мирному месту вечного покоя. Наконец деревянная конструкция рухнула, величественное сооружение обратилось в прах и пепел, и скорбь собравшихся угасла вместе с пламенем погребального костра; на всех участников церемония производила эффект катарсиса, преодоления горя.

Вскоре после этого останки царя были собраны, вымыты в вине, завернуты в царский пурпурный пеплум и уложены в золотой ларнакс, готовый к помещению в гробницу, когда та будет завершена. Останки царя окружал особо подобранный погребальный инвентарь, в который входило самое ценное имущество Филиппа. Большая часть остального музея отдана под предметы, извлеченные из главной погребальной камеры и из гробницы-вестибюля. Некоторые находки провели годы в реставрационной лаборатории, другие (например, произведения из серебра и золота) не нуждались ни в чем, кроме хорошей очистки, чтобы предстать в экспозиции, – каждая со своей биографией, своей отдельной историей. Посетители отдают предпочтение разным предметам или ансамблям, но у всех без исключения гостей находится нечто, оставившее неизгладимый след в воображении. Для одних это принадлежности для мытья – полный набор, выполненный из бронзы и теперь покрытый величественной зеленой патиной. Эти вещи напоминают о роскошных купаниях, описанных Гомером, когда герои сбрасывали одежду, отяжелевшую от дорожной пыли или крови, принесенной из боя, и готовились к грядущим пирам. Один из связанных с купальным набором треножников оказался намного старше других предметов, на его ободе есть пунктирная надпись: «Я с игр аргосской Геры»[811]. Он датируется второй половиной V века до н. э. и, скорее всего, являлся семейной реликвией, что лишний раз напоминает о долгой традиции спортивного мастерства в династии Аргеадов и об их аргосских связях.

У других в памяти остаются серебряные сосуды для симпосиев

 – они позволяют представить, каково было пить и беседовать с царем в изысканной обстановке. Реставраторы создали реконструкцию пиршественных лож, заново собрав декор из слоновой кости, стекла и других элементов, – это, пожалуй, самые удивительные экспонаты. На ложе из гробницы Филиппа изображена сцена охоты, подобная той, что есть на живописном фризе Гробницы II, она включает 14 пеших и конных фигур, их руки и ноги из не портящейся со временем белой слоновой кости рельефно выделяются на позолоченном фоне, одежда окрашена яркими пигментами. Среди них портреты, которые Андроникос считал портретами Филиппа и Александра. Они, несомненно, напоминают известные изображения этих македонских царей, но с некоторыми оговорками: схожие черты имеют и другие лица в композиции, и подобные можно найти среди растущего корпуса изображений из слоновой кости, обнаруженных среди осыпавшихся элементов лож из других македонских гробниц – в этих портретах заметно явное сходство как по форме, так и по стилю. Не исключено, что это серийная продукция из репертуара художника или определенной мастерской.

Запоминается и другая часть экспозиции – доспехи, неподвижно стоящие в центре камеры. Заключенные в стекло, они кажутся чуть ли не самим царем: поножи, нагрудные пластины, шлем, меч и щит. Словно перед гостями в гробнице вдруг встает призрак Филиппа, очерченный золотом и железом – одними из лучших античных доспехов, дошедших до нас. Примечательно внимание мастеров к деталям, от миниатюрного шлема на навершии меча до небольшой золотой пластины с дубиной Геракла – талисманом Аргеадов, прикрепленной к обратной стороне щита. Это образ силы и престижа, обращенный к эмоциям зрителя, работа мастеров-оружейников – подходящая броня для человека, создавшего македонскую армию.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Культура

Скандинавские мифы: от Тора и Локи до Толкина и «Игры престолов»
Скандинавские мифы: от Тора и Локи до Толкина и «Игры престолов»

Захватывающее знакомство с ярким, жестоким и шумным миром скандинавских мифов и их наследием — от Толкина до «Игры престолов».В скандинавских мифах представлены печально известные боги викингов — от могущественного Асира во главе с Эинном и таинственного Ванира до Тора и мифологического космоса, в котором они обитают. Отрывки из легенд оживляют этот мир мифов — от сотворения мира до Рагнарока, предсказанного конца света от армии монстров и Локи, и всего, что находится между ними: полные проблем отношения между богами и великанами, неудачные приключения человеческих героев и героинь, их семейные распри, месть, браки и убийства, взаимодействие между богами и смертными.Фотографии и рисунки показывают ряд норвежских мест, объектов и персонажей — от захоронений кораблей викингов до драконов на камнях с руками.Профессор Кэролин Ларрингтон рассказывает о происхождении скандинавских мифов в дохристианской Скандинавии и Исландии и их выживании в археологических артефактах и ​​письменных источниках — от древнескандинавских саг и стихов до менее одобряющих описаний средневековых христианских писателей. Она прослеживает их влияние в творчестве Вагнера, Уильяма Морриса и Дж. Р. Р. Толкина, и даже в «Игре престолов» в воскресении «Фимбулветра», или «Могучей зиме».

Кэролайн Ларрингтон

Культурология

Похожие книги