Гегель подходит к этому противоречию с противоположной, культурно-философской стороны. Это, разумеется, не меняет ничего в том, что в его мышлении так же, как и у Рикардо, переплетается истина с заблуждением. Различия следует искать в понимании античности, которая превосходит современность. Это положение достаточно рельефно выразил Фергюссон: "Если претензии на одинаковое право и одинаковую свободу для всех должны заключаться в том, что каждый должен быть низведен до состояния рабов или наемников, то мы останемся народом илотов и среди нас не будет ни одного свободного гражданина"[3]
. Такова же философско-историческая концепция молодого Гегеля. И его значимость как мыслителя состоит именно в том, что он, как мы уже видели, несмотря на такую оценку античности, несмотря на признание того, что капиталистическое общество является таковым, каковым оно есть в действительности, все же со времен франкфуртского кризиса твердо придерживается мнения, что античность безвозвратно прошла, что она перестала быть образцом развития человечества и что развитие человечества достигло своего апогея благодаря развитию своих производительных сил, благодаря капитализму. Теперь этот апогей выражается, по Гегелю, в своей трагической диалектической противоречивости, в ничтожестве центральной фигуры этого развития — буржуа."Трагедией нравственности" называется у Гегеля один раздел в его работе о естественном праве, причем раздел довольно темный. Последний непосредственно примыкает к уже рассмотренным нами суждениям Гегеля относительно необходимости возникновения капиталистического общества и его исторической прогрессивности по сравнению с античностью. В немногих замечаниях этого раздела Гегель пытается обобщить уже кратко обрисованное нами противоречие в культуре капитализма, и делает он это в такой форме, что этот вопрос подается в виде вечной противоположности в развитии человечества, при этом в известной мере лишая противоречие его историчности, хотя он четко различает решение этого вопроса в античности и в современности.
Изложение этих мыслей является наиболее темным в сочинениях молодого Гегеля. Здесь прямо бросается в глаза чрезмерная идеалистичность в самых различных отношениях. Прежде всего, как уже было отмечено, специфически современный конфликт объявляется вечным. "Раздвоение" человека на буржуа и гражданина оказывается вечной коллизией духа с самим собой, положенной и снятой в трагедии. Чтобы реализовать увековечивание этого конфликта, Гегель мистифицирует жизнь буржуа, определив ее как "природную", "подземную". Гражданская же сторона человека, наоборот, торжествует над этим "подземным", оказываясь все же связанным с ним "лучом света". "Раздвоенная природа" духа — это вечное полагание и снятие противоречия составляет "трагедию в нравственном". "Это не что иное, как представление трагедии в сфере нравственности, трагедии, которую абсолютное разыгрывает с самим собой, — оно вечно порождает себя и объективность, передает тем самым себя в этом своем образе страданию и смерти, а затем возносится из праха в сферу прекрасного. Божественное непосредственно имеет в своем образе и объективности двойственную природу, и его жизнь есть абсолютное единство этих природ"[4]
.По Гегелю, должно существовать решение вопреки трагедии, и пожалуй, благодаря трагедии. Вечно не только противоречие, но и его снятие. Необходимой кульминацией объективного идеализма в субъект-объектном тождестве является, с одной стороны, мистифицированная мыслительная форма снятия (также реально но могущих быть снятыми) противоречий; с другой стороны, философское конструирование, невозможное без кульминации в этом субъект-объектном тождестве, вынуждает к такому решению: в духе все противоречия должны быть сняты, хотя мы и знаем, что у Гегеля снятие в большей степени имеет своей целью сам процесс "снимания", чем состояние снятости.