Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

Раздвоенность и двусмысленность гегелевской философии религии есть, следовательно, общее явление для всего немецкого Просвещения. И поэтому неудивительно, что она может быть господствующим направлением столь долго, сколь долго экономическое развитие не приводит к углублению реальных, внутренних, классовых противоречий. В 40-е годы, когда борьба за подготовку буржуазной революции вступила в острую стадию, гегелевская философия религии должна была утратить свою руководящую и опосредствующую роль, которую она играла, с одной стороны, в беспрерывной борьбе с материализмом и с романтическим иррационализмом - с другой. Не случайно, что разложение гегелевской школы началось с вопроса о религии и привело, с одной стороны, к реакционному окостенению, а с другой стороны, к материалистической критике гегелевской философии религии Фейербахом. Не случаен также и тот факт, что приглашение Шеллинга в Берлин (1841) означало крах трактовки гегелевской философии как официальной философии Прусского государства.

Именно с этого периода гегелевская философия религии не играет никакой существенной идеологической роли. Она была полностью отброшена историей. Правда, не только в том смысле, что развитие прогрессивной немецкой идеологии превзошло ее но и в том, что религиозные реакционные течения не могут более найти какую-либо точку соприкосновения с действительной философией религии Гегеля. Естественно, неогегельянство пытается присоединиться именно к его философии религии. Но оно может перекинуть мост к современности, лишь фальсифицируя взгляды Гегеля. Эти искажения весьма различны, однако осуществляются они на таком философском уровне, что всякие споры с ними не имеют смысла. Мы уже привели весьма яркий пример интерпретации Гегеля в духе иррационализма Кьеркегором и Хайдеггером. Трактовка Кронером Гегеля как "величайшего иррационалиста" является только эклектическим вариантом подобного крайнего истолкования, крайней модернизаторской фальсификации Гегеля, приспособления его к общей фашизации немецкой философии. И не имеет смысла обсуждать "теорию" Лассона о протестантской религиозности Гегеля, выступающей как якобы основная непрерывная линия развития гегелевского мышления от его бернских фрагментов до последних работ. Эта "теория" находится в явном противоречии со всеми фактами разлития гегелевского мышления в любой период его жизни.

Отмеченное выше методологическое родство между философией религии Канта и Гегеля, объясняемое слабостями и ограниченностями немецкого Просвещения, конечно, не означает их тождества. Мы уже подчеркивали различия между ними при обосновании родства их ориентации. Эти различия показывают, что в этой области у Гегеля существует гораздо большая двусмысленность, чем у Канта. Философия религии Канта при всех условиях является философией просветительского деизма.

Философия Гегеля - вопреки всем его протестам - содержит значительный пантеистический момент. Громадное влияние Спинозы на мышление немецких просветителей XVIII столетия, в частности на Лессинга, Гердера и молодого Гете, вызвало к жизни в Германии пантеистическое направление, при котором у различных мыслителей имеются различные материалистические элементы. Пантеизм дал немецким идеалистам возможность научного объяснения объективной действительности, природы и общества, как действительности, управляемой собственными, имманентными законами, решительно отрицать существование потусторонней действительности и при этом строить абстрактные концепции, идеалистические принципы которых получают свое необходимое философское завершение в боге. Сам Гегель всегда с раздражением выступал против того, чтобы его считали пантеистом, хотя мы уже видели в его критике религии в "Феноменологии", что он принимает религию за неадекватную форму проявления духа потому, что в ней диалектические формы не проявляются в качестве законов движения сущности мира, тождества субъекта и объекта, а обладают в себе еще формой потусторонности, соответствующей представлению.

Двусмысленность в решении им религиозных вопросов обнаруживается и в том, что он не хочет видеть, что эта потусторонность как раз и составляет сущность религии, что он, следовательно, стремится одновременно преодолеть и сохранить религию, что его бог в той мере, в какой он осуществляет гегелевские требования, перестает быть богом в теолого-религиозном смысле.

Шопенгауэр остроумно сказал о пантеизме, что он является учтивой формой атеизма, учтивой формой исключения бога из мира. Непреодолеваемая двусмысленность классического немецкого идеализма, и особенно у Гегеля, состоит в том, что он пытается соединить несоединимое, что, отрицая творение мира богом и его развитие благодаря богу, он, однако, пытается философски спасти связанные с этим религиозные представления.