Молодой маг Хедин

VII

Старый Хрофт, столкнувшись с новым поколением Истинных, не сидел сложа руки. Они увидели его так и таким, как он того пожелал; им нужны не его дела, им нужна тайна. Тайна, загадка, уходящая корнями в глубокое, глубочайшее прошлое. Намёк на величие, до которого им никогда не добраться. Намёк на величие, пусть даже и павшее.

Лицедейство не свойственно богу Одину. Он привык сшибаться с врагом грудь на грудь, в честном поединке и на равном оружии.

(Комментарий Хедина: как же! На равном! А неотразимый Гунгнир, магическое копьё, не знающее промаха?! Сочинять не надо!

)

Но сейчас от оружия мало толку. Нужно именно столь презираемое тобой, Отец Дружин, лицедейство. Силки расставлены, петля натянута, однако добычу ещё надо заманить в ловушку.

(Комментарий Хедина: [всё вычеркнуто, и не просто вычеркнуто, а тщательно вымарано, так, что невозможно различить ни одного слова]).

Трудно наблюдать за Истинными Магами. Они хитры, изворотливы, легко ускользают от любой слежки — Старому Хрофту предстояло научиться очень многому. Молодые Боги высокомерно забыли о нём — после удавшегося бегства Фенрира и падения Ястира, сделавшегося Яргохором, они, казалось, удовольствовались суровой карой собственному брату. Однако Отцу Дружин предстояло незаметно покинуть родной Митгард и вновь отправиться в далёкое странствие — к сказочному Столпу Титанов и не менее сказочному Замку всех Древних.

(Комментарий Хедина: многообещающе…)

Отыскать дорогу к твердыне Истинных Магов непросто. Столп Титанов скрыт за туманами межмирья, к нему нет торных троп. Быть может, помогла бы сила Урда — Старый Хрофт знал, что священный источник цел и с ним ничего не случилось, — но приближаться к нему сейчас стал бы только глупец. Нет, неспешными кругами, далеко не удаляясь от родного Хьёрварда, делая засечки и затёсы, слушая, запоминая и отыскивая — только так, постепенно, шаг за шагом.

Отец Дружин уже знал, что такое Межреальность, знал о её красотах и опасностях. Учился ощущать магические течения, подобно тому, как рыба — движение вод или птица — меняющиеся ветра. Подобно настоящим рекам, эти, пусть и незримые, мчат, пронзая иные миры насквозь, и обтекая иные, словно обычный ручей — камни среди бурного потока. Надо дать им увлечь тебя, и поток сам донесёт странника куда надо. Если, конечно, знаешь куда.

Старый Хрофт твёрдо помнил слова Утгарда-Локи, одного из додревних Истинных Магов — о том, чем должен был стать Столп. А раз так, он не может не притягивать водовороты силы, не может не стоять вбитым на самой стремнине магических рек.

Мир сменялся миром, и нигде Старый Хрофт с верным Слейпниром не задерживались дольше того лишь, чтобы определить, куда несётся вечный поток. И — с грустью думал про себя Отец Дружин — тех, кто появился в мирах вместе с ним, кто явился на его зов к Боргильдову полю, уже почти не осталось. Кто попрятался, разбежался по дальним и тёмным логовам, надеясь отсидеться, кто покорился и довольствуется тихой и скучной, хоть и сытой житухой каким-нибудь магическим стражем чего-нибудь, под строгим и неусыпным надзором.

А надзор появился.

Много младших родственников Ямерта странствовало по разным мирам, многие племена пошли к ним на службу, получая взамен магические умения, заклятия, силу и прочее. Старый Хрофт держался от них подальше, не пытаясь никого отыскать или с кем-то заговорить.

И, чем дальше уходил он от родного Митгарда, тем яснее и звонче становились для него разносившиеся по всему Междумирью заклятия молодого Поколения.

(Комментарий Хедина: добавлено явно для красного словца. Не могли никакие наши заклятия становиться для Старого Хрофта ни «яснее», ни тем более «звонче». В конце концов, он не Читающий, никогда о них ничего не знал, не имел к ним отношения. Всё-таки, если целую эпоху сидеть на троне в Валгалле и слушать героические саги, сам невольно начнёшь подражать скальдам.)

Путь Отца Дружин выдался не длинным и не коротким. Не иссяк хлеб в седельных сумках, хотя и закончилась хьёрвардская вода во флягах. Но вот кончились и миры, и междумирье, взорам Старого Хрофта открылась обширная, нескончаемая на вид равнина, серая, пустая и безжизненная. Она возникала словно сама по себе, мир — и не-мир, всё вместе. Словно кто-то специально сгущал, уплотнял, делал твёрдым исполинское основание для столь же исполинской башни.