Молодой Сталин

15 декабря Дума была распущена на каникулы⁴. Сталин и Валентина отправились в Краков[158] – вероятно, по ближнему, но рискованному маршруту. В поезде двое пассажиров читали вслух националистическую газету. “Как вы можете читать такую чепуху!” – возмутился Сталин. Они с Валентиной сошли в польском городке у русско-австрийской границы и пересекли ее пешком, как контрабандисты.

Это будет самое долгое путешествие Сталина за границу. Накануне Первой мировой войны он окажется в Вене, на перекрестке цивилизаций.

Глава 31

Вена, 1913. “Чудесный грузин”, австрийский художник и старый император

В маленьком приграничном городке Сталин никого не знал. Но он прекрасно умел импровизировать. Он ходил по улицам, пока сапожник-поляк не спросил его:

– Вы нездешний?

– Мой отец тоже был сапожником, там, на моей родине, в Грузии, – ответил Сталин, знавший, что и грузины, и поляки были узниками “тюрьмы народов”. – Мне надо сегодня же перейти границу.

Поляк предложил ему помощь и не взял денег. Рассказав эту историю после революции, Сталин задумался, “точно вглядывался в прошлое”. “Хотел бы я знать, где сейчас этот человек, что с ним сталось? Как жаль, что я забыл его имя и не могу его разыскать”. Как многие, кому случилось помочь Сталину в его молодости, сапожник, возможно, потом пожалел, что не закопал грузинского гостя где-нибудь в лесу между двумя империями. Сталин никогда не упоминал, что путешествовал в компании Валентины Лобовой.

Перейдя границу и оказавшись в Галиции, Сталин хотел поскорее добраться до Ленина, но был “страшно голоден”. Он зашел в буфет на вокзале в Тшебине, где тут же оскандалился. Он подозвал официанта по-русски. “Официант то и дело провозил на тележке еду”, но на Сталина не обращал никакого внимания, пока тот не потерял терпение: “Это возмутительно! Всех обслуживают, кроме меня!” Поляк не подал ему суп, Сталину пришлось принести его самому. “В бешенстве я хватил тарелку об пол, швырнул официанту рубль и вышел вон”. Когда он добрался до Ленина, то уже сходил с ума от голода.

Мы едва поздоровались, и я выпалил:

– Ленин, дайте мне сейчас же что-нибудь поесть. Я полутруп. Я ничего не ел со вчерашнего вечера.

– Что же вы не поели в Тшебине? Там хороший ресторан.

– Поляки мне ничего не дали.

– И болван же вы, Сталин! – засмеялся Ленин. – Разве вы не знаете, что поляки считают русский язык языком угнетателей?[159]¹

Должно быть, Ленин подивился такой слепоте – или “великодержавному шовинизму” – своего предполагаемого “эксперта” по национальному вопросу. Но у Сталина постепенно развилась типично русская вражда к польской независимости.

Ленин и Сталин сдружились как никогда прежде. “Меня так гостеприимно встречали! – вспоминал пожилой Сталин. – Он [Ленин] никуда меня не отпускал, уговаривал оставаться с ними; я у них завтракал, обедал и ужинал. Я только дважды нарушил установленное правило: предупредил Крупскую, что к обеду не явлюсь, и ходил в старые районы Кракова, где было множество кафе”. Любимым рестораном Сталина был “Гавелка” – он и сейчас работает на площади Главного рынка. Ленин беспокоился, если Сталин обедал в городе.

– Послушайте, старина, вы уже второй раз обедаете не с нами – мы вас что, плохо кормим?

– Нет, товарищ, мне все очень нравится, просто неловко, что вы меня всем обеспечиваете.

– Но вы же наш гость, – настаивал Ленин. – И что, хорошо вы поужинали в ресторане?

– Еда была неплохая, а вот пиво – превосходное.

– А, теперь понимаю, – сказал Ленин. – Вы скучаете по пиву. Что же, будет теперь вам пиво и дома, – и он “попросил свою тещу каждый день ставить гостю две-три бутылки пива”. Сталин был вновь тронут заботой Ленина.

“Ильич нервничал тогда по поводу “Правды”, – вспоминает Крупская. На самом деле Ленина выводили из себя сталинские примиренческие передовицы. “Нервничал и Сталин. Столковывались, как наладить дело”. Перед Лениным стояло несколько задач: он хотел утвердить контроль над “Правдой”, разработать национальную политику и продвинуть ценного соратника. Ему нужен был большевистский эксперт по национальному вопросу – не русский и, конечно, не еврей. Тремя годами ранее Ленин утверждал, что Сталин лучше разбирался в национальном вопросе, чем Жордания. В итоге он пришел к решению, которое позволило убить всех зайцев одним выстрелом: вместо возвращения в Петербург Сталину было поручено остаться в Европе и изложить в статье новую национальную политику большевиков. Сталин согласился.