— Конечно так, синьор Анджелери. Никто и не считает, что Вы ошибаетесь.
— Не горячитесь, коллега, — сказал Пиантанида, — я уже сдался.
Ему было очень жарко, его одолевала дремота. Он даже потихоньку зевнул.
— Все же я считал бы возможным… — опять заговорил Ролла.
— Нет, нет, нет и нет, — запротестовал Базили. Он уже давно отстранился от спора, который так неожиданно разгорелся между профессорами. Самый предмет оживленного обмена мнениями был ему глубоко безразличен — нашли о чем говорить! И он хотел только одного: чтобы досадный инцидент, так взволновавший экзаменационную комиссию, был бы поскорее исчерпан и предан забвению. Он решил выступить, чтобы веским и строгим словом пресечь чрезмерно затянувшиеся и по существу бессмысленные разговоры. Он был совершенно спокоен и равнодушен к тому, что так разволновало его коллег. И именно потому, что он был спокоен и равнодушен, он заговорил в том несколько торжественно-приподнятом тоне, в каком обычно произносят официальные, заранее заученные речи.
— Не пора ли, — сказал Базили, — прекратить ни к чему не ведущие споры? Как вы думаете? — И Базили обвел всех строгим начальническим взглядом. — Мы должны воспитывать виртуозов, синьоры. Воспитывать виртуозов, способных украсить своим искусством любой театр и любой концерт. Воспитывать виртуозов, способных обратить на себя внимание высочайших особ в любом государстве Европы. Воспитывать виртуозов, способных протрубить славу о музыкальной школе Милана по всему просвещенному миру.
Базили возвел глаза кверху, точно перед его мысленным взором, где-то на недосягаемой высоте, проносились славные когорты воспитанных в Милане виртуозов.
Было тихо. Под потолком плавно кружились мухи. Базили вытер глаза и рот платком. Жара была невыносимой. Профессора молчали. Пиантанида боролся с напавшей на него зевотой. Анджелери маленьким ножичком оттачивал гусиное перо. Ролла не спускал с Базили внимательных глаз и слушал его, часто поддакивая.
Голос Базили загудел снова:
— Мы не имеем права, синьоры, — говорил Базили, — выпускать из наших стен посредственных исполнителей. Мы не имеем права принимать взрослых людей на том основании только, что они, как говорит синьор Пиантанида, обладают способностями к музыке. А разве дилетанты не одарены способностями к музыке? Как же иначе могли бы они любить музыку и наслаждаться ею? И разве многие дилетанты не играют на разных инструментах и играют иногда весьма недурно? Однако никто не называет этих дилетантов профессиональными виртуозами, а им, в свою очередь, не приходит в голову стучаться в двери высшей музыкальной школы. — Базили обвел профессоров опечаленным взором и укоризненно покачал головой. — Чем мы сейчас занимаемся, синьоры? — спросил он. И, как бы ужаснувшись, ответил шепотом: — Мы обдумываем, как бы принять в нашу высшую музыкальную школу взрослого молодого человека, который претендует быть пианистом — и играть не умеет; который должен стать виртуозом — и испортил себе руки. Что вы скажете на это, синьоры?
— Вы правы, — сказал Пиантанида, — принять его невозможно.
— Я поступил бы против своей совести, если бы сказал, что из него сможет выработаться пианист-виртуоз, — Анджелери говорил, как обычно — приветливо-благожелательно.
— Да, да, да, — сказал Базили. — Всё, синьоры, всё, всё. Не будем больше возвращаться к этому вопросу. Разногласий между нами, по-видимому, нет. Нет? В таком случае резюмирую: в приеме отказать. Так? Вызываю следующего.
А потом все пошло быстро и безостановочно, как по заранее укатанной дорожке. Отказ принять Верди в консерваторию, отказ, столь решительно высказанный на экзамене инспектором по учебной части Франческо Базили, отказ этот понесся к последней, решающей инстанции, обрастая по пути новыми и новыми мотивировками.
Правительственная канцелярия, куда Верди тотчас по приезде в Милан направил прошение о зачислении его в консерваторию, запросила директора консерватории графа Сормани Андреани о результатах испытаний, которым был подвергнут молодой Верди.
Граф вызвал к себе Франческо Базили.
Базили приготовил директору подробную докладную записку о результатах экзамена. Отзывы профессоров Анджелери и Пиантаниды были обстоятельно и тщательно запротоколированы.
Граф Сормани нервно барабанил пальцами по столу. Он был человеком нерешительным и мгновенно поддавался постороннему воздействию. У него всегда выигрывал тот, кто выходил из кабинета последним. Полчаса назад у него на приеме был маэстро Ролла. Граф Сормани нервничал.
— Как с этим Верди? — спросил он Базили.
— Принять его не представляется возможным.
Граф поморщился.
— Это очень, очень досадно. За него просит старик Ролла. Подумайте, нельзя ли как-нибудь…
Базили изобразил на лице своем почтительное сочувствие. Он очень хорошо знал своего начальника.
— Мы ждем ваших распоряжений, синьор директор.
— Да, да, — обрадовался граф Сормани, — хорошо было бы, не правда ли, уважить просьбу старика!