Читаем Молодость полностью

– Этот твой фильм – полный отстой, Мик. Ты знаешь, я в кино разбираюсь. А вот ты в нем больше не разбираешься. Потому что ты состарился, ты устал, ты потерял способность видеть мир, ты видишь только собственную смерть, поджидающую тебя за углом. Твоя карьера окончена, Мик. Говорю тебе это начистоту, потому что я тебя люблю. Твой фильм-завещание никому не нужен, он может перечеркнуть все прекрасные ленты, которые ты снял. Это было бы непростительной ошибкой. Ты мог снять этот фильм только благодаря моему участию. Если я не стану в нем сниматься, я сохраню тебе жизнь. И достоинство.

Мик подавлен. У него больше нет сил. Он тихо говорит:

– Неблагодарная. Ты – неблагодарная дура. Поэтому ты и сделала карьеру.

Бренда не отвечает на оскорбления. Или не воспринимает их всерьез. Она тянется вперед и усыпанной бриллиантами рукой неожиданно гладит по щеке Мика, который вот-вот расплачется. Говорит ему:

– Так и есть, Мик. Ты прав.

Кипя ненавистью и желанием отомстить, Мик шепчет:

– Я все равно сниму этот фильм. Без тебя.

Мик плачет. Бренда продолжает гладить его по щеке:

– Ладно, Мик, жизнь не кончена. Можно прожить и без всякого дурацкого кино.

Мик, поникнув, закрывает лицо руками.

Бренда, величественная, как последняя из кинодив, встает, поправляет слегка помявшееся платье, берет сумочку за тридцать тысяч долларов и царственной, размеренной походкой выходит из гостиной отеля.

Глава 61

Весна заканчивается: сегодня вечером выступает мим. Он одет по всем правилам: фрак, выкрашенное белым лицо, на котором написана бесконечная печаль.

В одном из уголков мужчина, которого мы раньше видели измазанным грязью, подходит к Мисс Вселенной.

– Тебе известно, что ты – великолепный экземпляр человеческой породы?

– А тебе известно, что я тоже так думаю?

Ничего не ответив, мужчина уходит.

Мим безуспешно пытается перелезть через воображаемую ограду.

Джимми Три в своем обычном костюме и Мик сидят рядом и смотрят представление. За тем же столиком сидят Фред и Лена.

Мик словно где-то не здесь. Он смотрит, но ничего не видит. Глядя в пустоту, он говорит без всякого выражения:

– Знаешь, со сколькими актрисами мне довелось работать за свою карьеру?

– Наверное… с очень многими.

Мик взрывается:

– Более чем с полусотней. Я вывел в люди не меньше пятидесяти актрис. И все они были мне благодарны. Я. я большой режиссер, который умеет снимать актрис.

Фред и Лена оборачиваются взглянуть на Мика, но не находят подходящих слов или выражения лица.

Джимми Три смотрит Мику в глаза и начинает “играть роль”:

– “Тогда, Фрэнк, ты меня никогда не забудешь”. Помните, мистер Бойл?

– Я помню все, что я снял.

– Мистер Бойл, вы не только большой режиссер, который умеет снимать актрис. Вы просто большой режиссер.

Мим, так и не сумевший перелезть через ограду и вконец обессилевший, ложится на пол и делает вид, что засыпает.

Фред Баллинджер смотрит на него.

Лена смотрит на отца.

Альпинист не сводит глаз с Лены.

В адрес мима раздаются короткие аплодисменты. Зрители начинают расходиться. Вечер окончен. Мик, Фред и Лена тоже собираются уходить, как вдруг раздается голос мальчика-скрипача:

– Мистер Баллинджер!

Троица оборачивается. Мальчик поднялся на сцену и, взяв скрипку, заиграл первые, простые ноты “Приятной песенки номер три”. Он может сыграть только первые два аккорда, но у него уже получается намного лучше. Он исполняет их очень хорошо, и хотя аккорды все время повторяются, они звучат так нежно, что трогают сердце.

Все замерли, околдованные незамысловатым исполнением мальчика. Джимми Три, Марк Козелек и их приятели, альпинист, Лена, латиноамериканец и его жена, немецкая пара, старики и сиделки, неотесанные русские и чернокожие, Фрэнсис и ее мама, официанты и врач, директор отеля и повара – все словно оказались в сказке, где каждому найдется место – и главному, и второстепенным героям.

Только одного человека простые ноты скрипки растрогали до слез. И это не Фред Баллинджер, а Мик Бойл. У него блестят глаза.

Зато только Фред Баллинджер заметил, что Мик растроган. Фред бесстрастно смотрит на него.


Лена стоит у скалодрома. В этот час в спортзале отеля никого нет. На ней красивое вечернее платье. Лена пытается определить высоту искусственной скалистой стенки.

Судя по всему, альпинист шел за ней: мы видим, как он осторожно и робко появляется у нее за спиной и подходит к ней. Альпинист донельзя напряжен и растерян. Он поправляет рубашку, незаметно приглаживает волосы, потом встает рядом с Леной. Лена не смотрит на него, словно его и вовсе нет. Он неловко пытается завести разговор:

– Хотите попробовать взобраться?

Только сейчас Лена резко поворачивается к нему. Пронзает его убийственно сексуальным взглядом и заявляет с серьезным и многозначительным видом:

– А вам известно, что, стоит мне захотеть, в постели я сведу мужчину с ума?

И тут же – словно это самая естественная реакция – глаза альпиниста закатываются, он бледнеет как полотно и без чувств падает на землю. Страшный грохот.

Лена немедленно выходит из роли роковой женщины и превращается в заботливую подругу. Она бормочет:

– Вот черт!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза