Молодость

Часто так бывает. Замешкаются копровики и шихтовальщики с подачей лома, ну и срываются из-за этого точные расчеты сталевара Кашликова. В печенках уже сидит у него эта бесконечная чехарда на шихтовом дворе.

— Беда прямо!

Выходит из себя Илюшка.

— Эй, гробокопатели!

Копровики поторапливаются, а Илюшка, пощипывая усы, долго смотрит на плавящийся металл.

Пылают мартены. Варится сталь.

Хмурит брови сталевар Кашликов. Он долго что-то соображает и потом наспех заносит в блокнот:

— Так. Особый цех значит, шихтовый выходит.

Давно уже бьется Илюшка над улучшением технического состояния шихтного двора. Мысли на этот счет самые разнообразные приходят в голову. Копается среди них Илюшка, отыскивает наиболее ценные и бережно записывает их. Бывает, посреди улицы набредет на что-нибудь новое, ну и торопится записать.

Стали ребята называть Кашликова писателем.

— Это у нас Пушкин. Где всполошится, там и сочиняет.

Знает Илюшка: на немецких заводах, где работают мартеновские печи, в основном на жесткой шихте — скраб-процессе, шихтное хозяйство организовано, как самостоятельный механизированный и технически вооруженный цех, готовящий пищу для мартеновских печей, домен и чугунно-литейных вагранок. От этого и эффект большой получается при металлургическом производстве.

Все это принял в расчет Илюшка и внес предложение о перепланировке нынешнего шихтного двора в специальный цех шихты.

— А уж насчет эффективности этого дела не сомневайтесь. Проверено.

Мечутся зеленые змейки в глазах бригадира. Жаркий прибой бушует за массивными чугунными крышками.

Кто-то зовет:

— Товарищ Кашликов!

Жар неуемный струят мартены. Смахивает с лица пот Илюшка.

«Хороша печушка. Горячая, зазнобушка. Хо-ро-ша». Мысли второпях набегают одна на другую.

«Хо-ро-ша. Это как же? Ни тпру, ни ну, ни кукареку. Несознательная…»

Среди вагонеток, нагруженных железной ломью, размахивая красной бумажонкой, кричит Данилов.

— Кашликов! Путевочка на отдых!

У Кашликова завтра выходной. Хорошо было бы с ездить в дом отдыха, поразвлечься, в городки срезаться. А в городки Илюшка большой мастак.

— Нет, брат, лучше другим разом. Завтра буду сеять.

— Завтра?

— Факт!

Данилов машинально сворачивает путевку в трубочку.

— А послезавтра бригада едет. Договорились окончательно.

— Ну, так зайди в завком, — потолкуем, — и Данилов пошел к выходу.

— А путевку отдай Пашке, подручному. Парень — во. — Крикнул вдогонку Кашликов.

И подумал: «Не на пути она у меня, Лелька то».

3

На другой день Илья Кашликов встал необыкновенно рано, но когда он пришел в колхоз, посевщики шли уже по второму загону. Итти пришлось впотьмах, ощупью, наугад. Утро выпало сырое, зябкое. Густой, тяжелый туман стлался по земле, русыми космами свисал с чернеющих акаций. Кое-где лежал снег.

Кашликов плотнее запахнул полы своего полушубка, запрятал руки в карманы, и не то запел, не то сказал кому-то:

— Как ты, март, ни злися,Как, родной, ни хмурься…

Глубоко вздохнул и со вздохом закончил:

— Песенка твоя спета, голубчик.

Под ноги подкатывались кусты, при самой дороге вдруг вырастали худосочные одинокие тополя. Потом потянулась однообразная вереница телеграфных столбов. Они медленно надвигались прямо на Илюшку, как бы с ноги на ногу переваливались на своих подпорках и, казалось, что им не будет ни конца, ни края.

Вспомнил Илюшка, как он мальчишкой приносил матери в поле еду. Согнется бывало она над тяпкой или серпом и далеко разносится по полю надрывная бабья песня. Долго не мог понять маленький Илюша, отчего это его мать не поет веселых песен.

Подрос — понял.

«Как-то теперь примут колхозники?» — пришло на ум Кашликову. Последний раз он был в колхозе зимой: завком комсомола посылал на культработу. Сжился с колхозниками Илюшка, свыкся. Совместная работа сблизила его со многими членами колхоза и он частенько впоследствии вспоминал об этой дружбе.

Помнит, как однажды ночью прибежал к нему Федор конюх и давай кричать впопыхах.

— Товарищ Кашликов! Обокрали!

Ничего не понял спросонку Кашликов. Накинул на плечи полушубок, схватил семизарядный, да так без штанов и бросился за Федором. А ночь — хоть глаза выколи. Только в конюшне еле удалось расспросить, в чем дело.

— Ось тут тильки шо лежало. Отвернувся и нэма, — рассказывал перепуганный Федор. Оказалось, что у Федора из-под носа утащили запасы мяса, хлеба и засыпок, заготовленных для детских яслей.

Илюшка собрал людей и немедленно разослал их во все подозрительные уголки деревни. И сам пошел искать. Воры нашлись скоро. Два здоровенных парня с мешками украденной провизии приникли к стене полуразрушенной клуни на краю села. Свет от карманного фонарика сразу нащупал врага.

— Выходи!

Серело. Туман рассеялся и голубело небо. День обещал быть ясным. У самой деревушки Кашликов встретил молодую колхозницу. Поздоровались.

— Далеко до правления?

Женщина указала в конец села.

— Вон огонек горит.