Молодость без страховки

– Ха! Ха! Как будто не прошло недели! Как будто бы вчера вдвоём мы мочи нет друг другу надоели! – с претензией проговорил юноша.

– Аришка! – с неподдельным счастьем в голосе прокричала на весь коридор мадам Дроздомётова, выронив в конце концов и дорожную сумку цвета топлёного молока. – Ты ли это?! – и она бросилась на шею молодому человеку, в котором с трудом узнала своё любимое и единственное чадо. – Господи! Так ты ж у меня и разговаривать-то по-человечески разучилась! Ай да актриса! Ну настоящая актриса! Это ж надо! Ник! А, Ник! Это ведь надо так перевоплотиться, что мать родная не признала!

– Ничего не понимаю, – заторможенно, будто очнувшись от долгого глубокого сна, проговорила Бубышева.

– Да что ж тут непонятного?! Это дочь моя! Гениальная актриса – Арина Метёлкина! – захлёбываясь от радости, говорила Аврора Владимировна тона на два выше, чем следовало бы.

– Да быть того не может! – молвила Вероника Александровна низким голосом, похожим на звучание медного духового инструмента, уставившись на молодого человека... Можно было б, конечно, сказать, что взор её в тот момент был пустым, но это не совсем верно. Её телячий взгляд, как ни странно, содержал в себе многое: непроходимую тупость, полнейшую растерянность, непонимание, упрямство даже – мол, не желаю я видеть в этом юноше никакую Арину Юрьевну! Ну разве можно такой взгляд назвать пустым? Грешно! Честное слово!

– Может, может, – проговорил «Чацкий» звонким женским голосом и вдруг сдёрнул с головы задиристый, налаченный хохолок, как обычно мужчины снимают шляпы в знак приветствия.

– Ариш! Куда же делись твои прекрасные волосы?! – ахнула Аврора Владимировна, увидев глубоко выбритый лоб дочери – примерно от верхней точки одного уха к другому. – Что ты с собой сделала?! – в ужасе пролепетала она.

– А-а... Это?! – и Арина постучала крепким кулачком по черепушке. – Готовлюсь к роли Елизаветы Тюдор.

– Ну и что?! Зачем так себя уродовать?!

– Ах, матушка! Искусство, как и красота, требует жертв! Идёмте ко мне!

– Куда?

– Домой, тёть Ник, ко мне домой.

– А как же репетиция? Костюм?

– Прогон только что закончился, а костюм... Да тут до моей хибары две минуты идти. Я так пойду.

Оказалось, что в полуподвале того самого трёхэтажного кирпичного дома с выцветшими шторками на окнах и жила Арина. Она занимала одну большую комнату, в которой располагалась и кухонька (вернее, её подобие), отделённая от остального старой ацетатной занавеской с оранжевыми ромашками на синем фоне. В углу, на деревянном узком столе стояла одноконфорочная электроплитка, эмалированная литровая белая кружка с нарисованной неестественно красной грушей и кипятильником. Холодильника не было вовсе – зимой Арина хранила кое-какие продукты в навесном ящике за окном. Всё остальное время года питалась в театральном буфете. Может, оттого-то она и не страдала избыточным весом и не имела дурной привычки наедаться на ночь или, ещё чего хуже, по ночам, как Вероника Бубышева.

Комната тоже не блистала особой роскошью. «Ничего лишнего» – вот девиз Арины. Кровать на пружинах, письменный стол, заваленный книгами (вообще, книги были повсюду – на полках, подоконниках – вместо цветов, по углам), два стула, трюмо и двухстворчатый шкаф. Так называемые удобства находились в самом конце коридора, сразу за «хоромами» семьи Рыбохвостовых.

Окинув взглядом убогое жильё дочери, Аврора Владимировна не могла сдержать слёз – она захлюпала носом, высморкалась и простонала:

– Аришенька! Голубушка! Поедем домой! Ну что ты тут как неприкаянная, честное слово! Это разве жизнь?

– Вот это как раз и есть жизнь! Я здесь счастлива! – патетично воскликнула Аришенька, ударив себя в грудь кулачком.

– На, вот, возьми цветочки. На станции купила, – и Дроздомётова, утирая слёзы, протянула дочери букет поднятых с пола тёмного театрального коридора увядших астр.

– Спасибо! Я их на память засушу.

– Ник! Скажи хоть ты ей! Что нельзя, невозможно жить красивой молодой женщине в этой дыре! Ты бы смогла? Смогла жить тут? – допытывалась убитая горем мать.

– Ой, Аврор! Если б вместе с Ларионом, я б и в шалаше согласилась! Да! – твёрдо заявила Вероника Александровна и вдруг как заревёт белугой.

– Что ты, Ника?! Что ты?

– Что вы, тётя Ника?

– О-ё-ёй! – голосила Бубышева. – Не пойму я! Ой! Не пойму! Что же всё-таки произошло в девяносто втором году?! Почему, почему он от меня ушё-ё-ол?!

– Ушёл, и слава богу! Зачем он тебе нужен-то на старости лет?! – искренне удивилась наша героиня.

– Я только его одного люблю! Мне больше никто не нужен! – совсем разнюнилась Бубышева.

– От мужчин одни только неприятности, – поддержала мать Арина. – С ними никогда в люди не выйдешь!

– Можно подумать, что, сидя в этой глухомани, ты чего-нибудь добьёшься?! Кто тебя узнает? Кто тебя увидит? – негодовала Аврора Владимировна.

– Кому надо, те и увидят! Сегодня, кстати, на премьеру придёт известный в своих кругах английский режиссёр, – бросая пакетики чая в чашки, между делом заметила Арина – так, будто это её вовсе не касается и не волнует.