Молодость с нами

— Мне это толкование кажется более правильным, чем первое, — сказал старый историк. — Но вот что, друзья, интересно. Гостята ни слова не говорит о том, что ее муж поступил как-то неправильно, разведясь с нею и взяв новую жену. Виновата, значит, в чем-то. Признает свою вину. Ведь, насколько я помню, в уставе Ярослава имеется статья четвертая, излагающая законные причины развода. В ней есть семь установленных причин, и все они говорят лишь о вине жены. В двух случаях это ее супружеская измена, в трех — попытки жены, или с ее помощью, привести в исполнение злые умыслы против мужа. «Аще подумает жена на мужа зельем», «велит мужа своего красти» и «иметь кто мыслите на мужа ея, она ведает, а не скажет». И в последних двух случаях — хождение жены «опричь мужа своего» на игрища и на пир. Что же сотворила наша бедная Гостята девятьсот лет назад?

— Думаю, — сказал художник, — что надоел, опостылел ей ее бородатый толстосум, сходила она «опричь мужа своего» с заезжим красавцем Василием на пир да на игрища…

Он не закончил, все засмеялись. Не улыбнулись только Варя да Оля. Им было очень жалко Гостяту. Оля была убеждена, что художник прав, что Гостяте нравился Василий, похожий, как себе представляла Оля, на былинного молодца, что Гостята, как только муж-купец уезжал из дому по своим торговым делам, тотчас убегала к красавцу Василию. А потом и Василий уехал… Муж догадался… Ах, кабы знать, откликнулся ли на эту весточку Василий, приехал ли он за Гостятой? И кто обронил берестяную весточку на новгородскую мостовую? Он ли, Василий, прискакав в Новгород за своей Гостятой, или сама Гостята, пешком уходя по деревянным мостовым от выгнавшего ее мужа.

— В свое время, когда были найдены папирусы древнего Египта, — сказал историк, — было положено начало новой науке — папирологии. Такими источниками, какими для истории эллинистического и римского Египта являются папирусы, для нашей русской истории станут берестяные грамоты. Друзья мои, мы присутствуем при рождении новой науки, стоим возле самой ее колыбели!

Слушая старого историка, Оля мысленно дала слово посвятить себя этой новой науке. Она во что бы то ни стало извлечет из глубины веков и грешницу Гостяту, которая очень любила жизнь, и пивоварку Федосью, и всех своих прапрабабок, у которых была тяжкая доля, которые, наверно, гоже очень любили жизнь, тоже хотели здоровья и долгой жизни, но от которых — как это несправедливо! — не осталось даже имен.

Оля найдет эти имена во мраке веков, непременно найдет!

Глава девятая

Перед Павлом Петровичем сидел его бывший заместитель по заводу Константин Константинович Ухваткин, тот маленький рыжеватый старичок с веснушками на лице и шее, с которым Павел Петрович проработал много лет, с которым работалось не так-то легко из-за упрямства и сварливости старичка и с которым все же была связана одна из лучших полос жизни Павла Петровича.

Константин Константинович утер лицо красным носовым платкам, поправил на носу старомодные очки и кашлянул. Павел Петрович знал, что он сейчас же заговорит о том деле, ради которого пришел. Сердитый старик совершенно не умел вести «светский» разговор, который у многих непременно предшествует разговору о деле. Он ничего не сказал о погоде, не спросил Павла Петровича о здоровье, не принялся комментировать международные события, о которых слышал утром по радио.

— Вот ты еще зимой, Петрович, высказал одну идею, — говорил он без обиняков. — Потом ты, наверно, про нее и сам позабыл. А предлагал ты интересное дело — остроумный способ связывания водорода со шлаками. Помнишь или нет?

— Почему же не помнить? Помню, — ответил Павел Петрович. — Но ведь никто со мной не согласился. Консультанты оказали, что это невыполнимо.

— А получилось так, что вроде бы… ну посмотри сам. — Константин Константинович вынул из папочки, которую принес с собой, лист миллиметровки с вычерченным на нем графиком. Красная линия ползла медленно вниз. — Видишь, — повел он по ней пальцем, — содержание водорода падает, падает, падает… Сорок опытных плавок. И все вели к снижению водорода. Только вот тут одна что-то стрельнула кверху. Может быть, сырая шихта была или что. Вот тебе еще фотографии шлифов. Полюбуйся, какая плотная, однородная структура. Могу принести пробы та излом, на скручивание, на разрыв. Отличные результаты. Что же ты молчишь, не веришь, что ли?

— Просто сижу и думаю. Молодцы вы! Ведь это же крупный удар по одному из главных бичей производства высоколегированных сталей. Ведь так, чего доброго, можно и совсем ликвидировать эти «белые пятна», флокены. Радуюсь за вас, старина! С кем работали-то?

— Технолог цеха, ты его знаешь, это, значит, раз. — Константин Константинович принялся загибать пальцы на левой руке. — Из плавильных мастеров двое — с первого участка и третьего… Сталевары Анохина…

— Подходящий народ.