Молодые и сильные выживут

Гош уселся за стол, разлил остатки молока по стаканам и пригорюнился. Он все думал, что за новости его ждут, и с каждой минутой ему становилось больнее. «Увижу Цыгана – извинюсь, – подумал он. – Обязательно. И перед Костей тоже. Белый, конечно, психопат и дурак, но кое в чем он прав. Нехорошо людей вот так – обухом по голове. Хотя… Сан Сеич даже если и докопается до правды, все равно сто лет будет думать, сказать или не сказать. Чересчур осторожен. А пока он будет думать – мало ли что с ребятами может случиться. Что же, так и помирать Иванами, не помнящими родства? Нет, лучше уж по-плохому, в лоб».

Он закурил и принялся ждать.

* * *

– Хорошо живете, – сказала девчонка, усаживаясь напротив и кладя поперек стола ружье. – Богато живете.

– Ты же сама говорила – здесь работать надо. Вот, работаем.

– Неужели и ты?..

– И я… – Гош судорожно втянул в себя воздух и подвинул гостье стакан.

– Меня Женя зовут, – объяснила девчонка в перерывах между глотками. – Уф-ф… Здорово! – Она сбросила кожанку и осталась в тонкой грязной белой майке, сквозь которую отчетливо проступали соски маленьких круглых грудей.

– Очень приятно. Сигарету?

– А у тебя что?

– «Лаки Страйк».

– Нет, спасибо, – Женя выудила из кармана пачку солдатского «Кэмела». Зажигалка у нее тоже оказалась под стать имиджу – «Зиппо». – А ты, значит… – Она глубоко затянулась и посмотрела Гошу в глаза. С отчетливым состраданием.

– Ну, имя мне сообщили, – понял ее Гош. – Я даже к нему привык уже. А вот остальное… Видишь ли, у меня по нынешним временам колоссальный объем памяти. Но это как библиотека. Ничего личного, понимаешь? Даже не представляю, чем в прошлой жизни занимался. Всю зиму читал газеты за последнее десятилетие, надеялся, там что-то найдется такое, наводящее на след. В итоге окончательно запутался, никак себя не могу применить к этой… новой России.

– Странно, – пробормотала Женя. – А мама-папа? Дошкольный возраст?

– Обрыв где-то на уровне лет тринадцати. Хотя я владею кучей разрозненной информации, которую явно приобрел уже во взрослые годы. Сама посуди, зачем мальчишке поздний Гессе? Или, скажем, основы нейролингвистического программирования? О котором я в восьмидесятые годы в принципе ничего прочесть не мог. И это так, самые яркие примеры. Короче говоря, в башке у меня жуткий компот. И я им время от времени поливаю вот этих несчастных…

– У меня все то же самое, – вздохнула Женя. – Один в один. Только я и на самом деле ветеринар. Даже если потом не стала, так долго готовилась. С раннего детства то кружок юных биологов зоопарка…

– КЮБЗ? – перебил Гош. – То-то я смотрю, у тебя произношение московское…

– Проклятье! – воскликнула Женя. – Слушай, ты память свою профессиональную немного попридержи, а? Это же просто обидно!

– Профессиональную? – осторожно переспросил Гош.

– Странно, что ты ничего про себя не нашел в газетах, – сказала Женя извиняющимся тоном. – Вполне могло быть. То есть я-то не видела, но почему и нет?

– И?..

– А кто тебе сказал твое имя?

– Старый хрен.

– А-а… – Тут Женя неожиданно напряглась и привстала.

– Не обращай внимания. Это Костя стадо гонит, – объяснил Гош. – Коровки там, овечки. Доить умеешь?

– А то. Слушай, но, если старый хрен знает твое имя, он мог бы…

– Он не захотел. Понимаешь, Женечка, наш Сан Сеич в прошлой жизни был психиатром. И он уверяет, что я должен вспоминать сам. Кстати, очень полезный человек по нынешним временам – Сан Сеич. Когда я попал ему в руки… Впрочем, расспроси лучше ребят, не буду хвалиться. Здесь было то еще побоище.

– И что? – спросила Женя недоверчиво.

– Ты можешь представить, что на мне висит три десятка трупов?

– Запросто, – кивнула Женя. – Ты в зеркало посмотрись… Ален Делон. У тебя и прозвище было соответствующее. Никто по фамилии не звал.

Гош поджал губы, встал из-за стола и, почти не хромая, прошелся из стороны в сторону.

– Ален Делон не пьет одеколон, – пробормотал он себе под нос. – Вот чертовщина… Был же такой вестерн, в главных ролях Делон и Бронсон. Весьма придурковатый вестерн, там еще японец какой-то у них бегал, чуть ли не сам Тосиро Мифуне. И Делон играл бандита по имени Гош… Ну, дела!

– И что этот Сан Сеич с тобой сотворил? – поинтересовалась Женя, бросая окурок в стакан.

– Помог отождествить себя с именем. Снизил агрессию. Поднял критику. Захочешь – сама попробуешь. Мне понравилось.

– Не захочу, – отрезала Женя.

– Твой выбор. Прости, я не хочу тебя обидеть, но будь ты чуточку поспокойнее, сегодняшний брифинг прошел бы в гораздо более непринужденной обстановке.

– И слова «брифинг» ты не мог нигде вычитать при большевиках, – заметила Женя. – Знаешь, будь я чуть поспокойнее, я бы до вас не доехала. Меня бы в каждой подворотне насиловали и убивали. А так – цела и невинна… хе-хе.

Гош покосился на Женю и нервно сморгнул. Может, она и не была ослепительно хороша собой, особенно в нынешней чрезмерно злобной ипостаси… Но почему-то Гошу очень не хотелось, чтобы ее насиловали. Она нуждалась в тепле, участии, ласке. А вовсе не в борьбе за жизнь и скачках с ружьем наперевес.

– А что за пушка у тебя? – спросил Гош, вспомнив про ружье.