Молодые люди

Элизе старался наверстать упущенные годы молчания, презрения и одиночества. Да, он мог бы поступить в местную полицию, но лучше иметь дело с господом богом, чем с его святыми, правда ведь? Взять хотя бы болвана Мартини, я-то хорошо знал этого дровосека. Найти его ничего не стоило, держу пари, что он спрятался у Шеваля, продавца быков, они очень дружили… Не надо было приезжать за ним так в открытую. Я писал об этом в моем первом письме. Вы получили второе? До сих пор я не решался давать свой адрес. Но когда увидел, что они приехали за Мартини… Я решил, что лучше рассказать вам все лично. Вы не заставили себя долго ждать. Во втором письме…

– В этом? – спросил один из приехавших, черноволосый. Элизе узнал письмо.

– Да, это второе. Но я приготовил еще одно, вот, подождите-ка, подождите…

Он шарил по карманам, не находя письма, наконец нашел его у себя в бумажнике, где почему-то хранил и свою фотографию, снятую в день первого причастия.

Белокурый по ошибке взял вместе с письмом и фотографию и машинально прочитал под снимком, на бумаге «сепия» с золотой каемкой, фразу из Священного писания: «Пустите детей приходить ко мне». И поспешно вернул хозяину этот благочестивый сувенир, оставив у себя письмо с надписью «В комендатуру, Баланс». Никаких сомнений, это был тот же почерк, тот же адрес, что и на том письме, которое им передали.

– Вы увидите, – сказал Элизе, – я приложил список всех голлистов, всех, кто ловит Лондон… О, они не стесняются. Послушали бы вы сами вечером в четверть десятого!

Они только что проехали подъем, где дорога сужается, как бы стиснутая ущельем. В этом месте макизары не раз «реквизировали» автомашины. Затем дорога снова спускается в долину и петляет, петляет, петляет… Первые листья, и воздух такой мягкий и влажный. Черноволосый положил руку на плечо шофера. Машина остановилась.

– Здесь нам будет удобнее поговорить.

Элизе сопротивлялся, но они его подталкивали. Он хорошо знал это место, где дорога шла по краю оврага, не очень глубокого, но с обрывистым склоном, поросшим акациями; акация скоро зацветет и зальет своим необыкновенным ароматом это пока еще мрачное место.

– Что же это такое? Послушайте, господа!

Они вынули револьверы. Голос Элизе замер у него в горле. Он еще не понимал. Только через несколько секунд он испугался, почувствовал смертельный страх. На него было неприятно смотреть, он весь позеленел. Они подтолкнули его ближе к краю обрыва. Они ничего не объясняли. Это было ни к чему. Ноздри Элизе раздувались, словно он тщетно пытался вдохнуть запах акаций. Белокурый заметил на них крошечные капельки пота. Мечта Элизе вдруг слилась с реальностью, с ужасной реальностью. Приключение.

Они выстрелили одновременно, и пули их скрестились. Когда убитый упал, они взглянули друг на друга. Белокурый совсем побелел.

– Что же ты хочешь? – сказал другой. – Что надо, то надо. Помоги-ка мне…

Ги помог Марселю. Один взял за ноги, другой под мышки. Они раскачали и бросили мертвого в овраг. Было видно, как он катился вниз, потом остановился. Какой мягкий воздух, и скоро зацветет акация. Внизу осталось только темное пятно среди травы и щебня.

Марсель набросал носком ботинка немного земли на маленькую лужицу крови. На свежей траве висело несколько алых капелек.

– Ну как, готово? – крикнул шофер.

Они вернулись в машину. На сиденье лежало письмо, перехваченное почтовым служащим и переданное борцам Сопротивления. Они сели и поехали в полном молчании.

Марсель посмотрел на мокрый лоб Ги добрым взглядом. Он тронул за рукав своего товарища.

– Ну, ну, – сказал он тихо, чтобы не услышал шофер, – ничего не изменилось, старина, не всегда же будут убивать.

Май 1944 г.