Евгений Витязев

МОЛОХ

«Теперь все чудеса техники и завоевания культуры станут общенародным достоянием, и отныне никогда человеческий ум и гений не будут обращены в средства насилия».

Владимир Ленин, из выступления III Всероссийского съезда Советов, январь 1918

НА ПРОЛОГ

Тусклый свет керосиновой лампы падал на стальные арки одной из самых глубоких станций питерского метрополитена. Казалось, подземная колыбель была мертва, и только слабый луч света поддерживал жизнь в мёртвом царстве Аида. Понятия дня и ночи стёрлось из памяти человека несколько десятилетий назад, когда ещё хранились воспоминания о Солнце, Луне, оставшиеся теперь в сотне метров над поверхностью земли. Не известно, была ли здесь и сейчас ночь или день — автономные генераторы, питавшие все без исключения обитаемые станции подземки, сами регулировали режим дня.

— Дяденька, а кто такой Ленин?

Огонёк керосиновый лампы, будто испугавшись вопроса, начал мерцать.

— Ленин? — потёр бороду пожилой человек, облачённый в бежевый сюртук. Оставалось позавидовать тому, что такая, казалось бы, обыкновенная вещь прошла не одно поколение людей и «выжила» после ядерного удара. Не говоря уже о тех 99 процентах населения Земли, сгинувших в осатаневшей агонии догоравших секунд эпохи. — Ленин — это легенда. Именно он нас воссоединил. Но звали его…

— Как так воссоединил? — не дожидаясь ответа, перебил малец. Одним своим видом он олицетворял позабытую касту беспризорников, сновавшихся по улицам в ныне заживо погребённые времена. Сейчас на таких ребят возлагалось будущее человечества. — В честь него же названы станции метро, скульптуры, рельефы. Но это всё было до Катастрофы.

— Ты хотел сказать, ба-рельефы? — старик намеренно поделил последнее слово на два, после чего продолжил. — Да, слышал что-то такое. Пойми, то, что было в давние времена, не имеет значения сейчас. Важна жизнь, важны законы, порядок в конце концов, чтобы оставаться на плаву. Или же, в нашем случае, под землёй. Если Ленин и был крупной фигурой, то его время далеко позади.

Ненадолго воцарилась тишина. Отчётливо слышался стук сердца и тяжёлое дыхание старца, заключавшее в себе истинную суть безумного времени. Мальчик молча разглядывал надпись на стене «… ум и гений не будут обращены в средства насилия». Детский ум понимал, что наследия культуры, которые были известны предкам и небольшим кругам лиц, заставших Те времена и ныне до сих пор живущих, более не вернуть обратно. Как птица Феникс, возрождающаяся из пепла. Откуда беспризорнику знать о такой птице? Возможно, где-то слышал здесь, на Академической. Недаром так названа станция метро, ибо здесь, по разумению мальца, проживали гениальнейшие умы питерской подземки, а вовсе не мазутики с Техноложки, как то было принято считать. Набрав в грудь воздуха, парень продолжил.

— Дядя, а почему воссоединил?

— Потому что он первым обнаружил тайну происхождения Империи Веган и, узнав истину, сплотил их под своим началом.

От последних слов у мальчика по коже пробежал холодок. Он знал, что всё началось с войны, устроенной Приморским Альянсом против веганцев — главных врагов людей в последнем пристанище жизни. Страшнее этих, неизвестно откуда пришедших монстров, были разве что Кондуктор да Блокадник, обитавшие Там, под Небом. Или под Куполом, как почему-то называли поверхность жители Гражданского Альянса. Мысли ребёнка прервал гул, раздававшийся из тоннеля со стороны Политехнической. Нет, его не было слышно, но парень ощущал его неким внутренним чувством, присущим диггерам. Будто в затылке разгорается жар, трубя всему телу о надвигающейся опасности. Подобно невидимой руке, сжимающей грудь. Зло придёт не скоро, и мальчик выслушает историю, чего бы это ему не стоило.

— А что это за истина?

И вновь пробурившая сознание тишина, иголкой отдающаяся в висках. Малец подумал, что дед задремал или же вовсе умер на ровном месте, как здесь нередко бывало, но, услышав кашель, успокоился.

— Прежде всего, того величайшего диггера звали иначе — видимо, не услышав вопроса, начал старец. — Корни уходят к той самой затяжной войне Альянса, которой, казалось бы, не было конца и края. Войны, которая могла бы закончиться полным истреблением всего живого в петербургском метрополитене. Начиная с людей, заканчивая крысами.

Дед снова замолчал, порылся в карманах сюртука, нащупал самокрутку, после чего зажёг её при помощи керосиновой лампы. Облако дыма тут же обдало беспризорника, но паренёк сделал вид, будто ничего не произошло. Сделав две затяжки, старик в упор глянул на ребёнка чистыми голубыми глазами (интересно, небо такого же цвета?) и добавил к последней фразе.