Молот и крест. Крест и король. Король и император

Они ввели путника в дом, где пол был застелен благоухавшими коврами, и усадили за стол. Ему принесли чашу воды, чтобы помыть руки; поставили перед ним жаркое из дичи, миску оладий, хлеб и кровяную колбасу. После ужина женщина села за прялку, а мужчины завели разговор.

Когда наступила ночь, хозяева несколько смущенно препроводили гостя к широкой пуховой перине с валиками и уложили между собой. Фадир заснул. И снова пришелец повернулся к хозяйке и принялся ласкать, а после взял ее, как бык или жеребец, по примеру двух прежних.

Гость ушел, женщина округлилась, из ее чрева вышла раса ярлов, эрлов, воинов. Они покоряли фьорды, разводили лошадей, ковали металл, обагряли мечи и кормили воронов на поле брани. «Так люди хотят жить сейчас, – подумал Шеф-сознание. – Если только это желание не навязано им извне…»

«Но это не может быть концом всего: от Ая до Афи и до Фадира, от Эдды до Аммы и до Модир. Кем будут Сын и Дочь, кем окажется Прапраправнук? Трэллом, Карлом или Ярлом? Я нынче ярл. Но кто идет после Ярла? Как называются его сыновья и далек ли путь странника? Сын Ярла – Конунг, сын же Конунга…»

* * *

Шеф обнаружил вдруг, что бодрствует и прекрасно помнит увиденное, отлично понимая: это в каком-то смысле рассказ о нем самом. Он осознал, что это был план выведения новой породы, призванный усовершенствовать человечество; таким же образом люди выводят лучших лошадей или охотничьих собак. Но лучших в чем? Умнее? Способнее к приобретению новых познаний? Так сочли бы жрецы Пути. Или быстрее изменяющихся? Более склонных использовать уже известное знание?

Он не сомневался в одном: если за всем этим стоит лукавый, веселый странник, лицо которого принадлежало и богу-хранителю Шефа, то даже улучшенные люди обнаружат, что им придется расплачиваться за дар. И все-таки путник желал Шефу преуспеть и знал, что решение существует – его нужно только найти.

В темный предрассветный час Шеф натянул омытые росой кожаные башмаки, поднялся с шуршащего соломенного тюфяка, закутался в плащ и вышел в прохладу позднего английского лета. Он двинулся через спавший лагерь, как призрак, не имея при себе никакого оружия, кроме скипетра-оселка, устроившегося на сгибе левой руки. В отличие от викингов, вольноотпущенники не обнесли лагерь ни частоколом, ни рвом, но выставили часовых. Шеф дошел до одного из них – алебардщик Луллы стоял, опершись на древко. Глаза были открыты, но он не шелохнулся, когда Шеф миновал его и направился в темный лес.

Небо на востоке посветлело, проснулись птицы. Шеф осторожно нащупывал путь сквозь заросли боярышника и крапивы, пока не очутился на узкой тропе. Она напоминала ту, по которой он годом раньше бежал с Годивой от Ивара. В ее конце наверняка окажутся поляна и укрытие.

Когда он достиг опушки, день уже наступил и вокруг разъяснелось. Убежище оказалось обычной хижиной. Перекосившаяся дверь отворилась, и вышла женщина. Старуха? У нее было измученное трудами лицо, бледное и заостренное, как от постоянного недоедания. Но Шеф, стоявший под деревьями молча и неподвижно, понял, что она не так уж стара. Не замечая его в немощном свете солнца, она огляделась, опустилась на землю, утопила лицо в ладонях и беззвучно зарыдала.

– Что случилось, матушка?

Она затравленно вздрогнула и вскинула глаза, в которых застыл ужас. Поняв, что незнакомец один и без оружия, она успокоилась.

– Случилось? Давнее дело… Моего мужа забрали в королевское войско.

– Что за король? – спросил Шеф.

Она пожала плечами: