Ясно, что труп нужно вынести из здания. Но каким образом? Никаких камер видеонаблюдения на факультете, конечно же не было — ни в коридорах, ни даже при входе. Но в будке на проходной сидел пожилой охранник Сан Саныч, успешно эти камеры заменявший, пусть даже толстые линзы очков в старомодной оправе не всегда помогали старым глазам видеть, что происходит вокруг, карта памяти в голове, изношенная за семьдесят лет, давала частые сбои, а смотрел он в основном не на входящих и выходящих, а в сборник кроссвордов или в маленький телевизор, отрываясь лишь только, когда кто-то сдавал или брал ключи. Как бы то ни было, но вынести мертвое тело мимо Сан Саныча вряд ли удастся. Все двери запасных и пожарных выходов были заперты на замки. Оставалось окно: можно выбросить тело Лолиты через окно, а потом загрузить в багажник машины. Но что, если, паче всякого ожидания, кто-то пройдет мимо и найдет труп, пока я буду выходить через проходную, идти по улице вдоль здания, а потом через арку пробираться во двор? Может, и в самом деле, спрятать ее где-нибудь в здании? Где? В темном туалете, в надежде, что труп унесут в подземные недра журчащие в сливных бачках воды? В одном из шкафов на кафедре зарубежной литературы? Там и без того полно всяких скелетов. Возможно, подошли бы подвал или чердак, но, опять же, где взять ключи…
И тут меня осенило. Третий этаж, где шел ремонт. Рукав из белесого пластика, спускающийся в мусорный бак.
Я опустился на колени рядом с Лолитой. Распухшее лицо с надутыми, чуть приоткрытыми губами было повернуто в сторону, будто она обиделась. Так оно и есть, подумал я. Обиделась, и теперь притворяется. Хочет меня напугать. Мне показалось, что я вижу, как слегка дрожат прикрытые веки и едва заметно колышется грудь. Я прикоснулся к руке. Она была еще теплой. Светящиеся стрелки на циферблате часов показывали без четверти девять. Еще меньше часа назад Лолита была жива; а теперь она труп, и в это невозможно поверить.
Она шевельнулась, чуть повернув в мою сторону голову.
Я отпрянул, едва снова не свалив стол позади. Сердце зашлось таким бешеным стуком, что чуть не сбилось с ритма и не остановилось.
Хватит, сказал я себе. Ты ее задушил, она мертва, и теперь соберись, и сделай, что нужно.
После смерти тело совершенно расслаблено, и мне пришлось соскребать его с пола, путаясь в мехе распахнутой куртки. Кое-как я поднял Лолиту на руки и перехватил поудобнее. Даже после смерти она была не слишком тяжелой. Я подошел к двери и вспомнил, что она заперта, ключ торчит в скважине, а руки у меня заняты. Пришлось осторожно уложить тело на стол и отпереть замок. Я приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. В коридоре по-прежнему было пусто и тихо, только шумела на разные голоса вода в туалете, и лампы мигали неровными синеватыми вспышками, как инфернальные стробоскопы на дискотеке живых мертвецов. Свет одной такой вспышки упал сквозь приоткрытую дверь, и я увидел под одним из столов какой-то темный предмет. Та самая поддельная сумочка предательски притаилась во тьме, чтобы утром выдать меня с головой. Я поднял ее, проверил, не раскатилась ли из нее какая-нибудь женская мелочь, и положил Лолите на грудь. Сверху запахнул поплотнее куртку и как мог, застегнул. Снова поднял тело на руки, вышел, и резко остановился, задохнувшись от страха. В дальнем конце коридора, в самой темной его части, черным сгустком абсолютной, непроницаемой черноты виднелся силуэт человека.
Если крики Лолиты и доносились из аудитории № 13, то вряд ли дальше, чем до выхода к лестнице, а значит, их некому было услышать. Во время каникул так поздно на факультете безлюдно, а охранник совершает обход в первый раз только перед тем, как закрыть на ночь двери, за час до полуночи. Но даже если бы сейчас было не девять, а одиннадцать вечера, не думаю, что Сан Саныч — или кто угодно другой на его месте — стал бы спускаться сюда, в молчаливую жутковатую темноту нижнего коридора. Я стоял неподвижно. Черный силуэт, чем бы он ни был, тоже не двигался с места. Я сделал шаг, другой. Ничего. Наверное, показалось. Нервы.
Я вышел к лестнице и зашагал по гулким, железным ступеням, медленно поднимаясь все выше, мимо коридоров со сводчатыми потолками и больших стрельчатых окон, сквозь которые лился широким потоком мутноватый, загадочный полусвет. Моя ноша покачивалась у меня на руках; голова запрокинулась, веки чуть приоткрылись и в неверном свечении окон тускло блестели белки закатившихся глаз.
Подсматривает, думал я. Выжидает.