Молот ведьм

«Дура Лерка, что отказалась», мелькнуло в голове, и в комнате что-то вдруг изменилось.

Заполнивший комнату дым стал грязно-серым, и в нем замелькали черные хлопья. В ноздри резко ударила серная вонь. Тело мулата под Примой из горячего стало холодным и липким, и Виктория, дернувшись, с ужасом увидела, что лежит на огромной змее с глазами цвета желтого гноя. Она приготовилась крикнуть от страха, но заорала от боли: сзади в нее вместо гладкого пениса возилось нечто шершавое, кривое и раскаленное, а руки инкуба превратились в жесткие волосатые лапы, охватившие ее бока, как стальной обруч. Виктория со страхом скосила глаза: в зеркале за ее спиной отражался большой черный пес с красными, как уголья, глазами; он вывалил длинный багровый язык и крепко держал ее передними лапами, ерзая и поддавая вперед поджарой жилистой задницей. Прима задергалась, снова заорала, лихорадочно пытаясь сообразить, что же пошло не так в такой знакомой и привычной процедуре, как секс с инкубами, но тут к запаху серы добавилась вязкая вонь разложения и гнили, и надтреснутый, старческий голос произнес:

— А ты, значит, все развлекаешься, Викочка?

Бабушка вышла из темного угла у портьеры и встала перед Викторией. Болотная черная жижа стекала на ковер с разбухших от влаги, прогнивших и слипшихся тряпок. Седые космы свисали как мертвые водоросли на покрытые пятнами тления, бледно-синие щеки. Желтые глазки из-под кустистых бровей смотрели недобро.

Виктория пискнула.

— Ах, да что это я так запросто, Викочка, — ехидно продолжала старуха. — Ты ж госпожа Прима, Первая, так тебя звать — величать, да? Ну ты развлекайся, развлекайся, дело молодое, хорошее.

Черный пес дернул бедрами, и госпожа Прима заорала от боли и дикого страха. Ощущение было такое, что пенис адского зверя покрылся зазубринами и рвет ее изнутри.

— Что ж не развлекаться, ты же все дела уже переделала. Полный ковен из тринадцати сестер собрала, шабаши раз в месяц проводишь, не пропускаешь; супостата, который девок твоих бил да жег, со свету сжила. Даже рыжую, про которую сама у меня и спросила, в ковен принять успела, правда?

От боли перед глазами вспыхивали искры и плавали синие круги.

— Бабушка…подожди… — выдавила Виктория.

— Так я жду, внученька, жду, — кротко ответила старуха. — Четыре годика уже жду, вот с тех пор, как на Виллу Боргезе вас привела. Ты мне тогда что сказала? Бабушка, вот увидишь, я, мол, сейчас полный ковен зараз соберу! Давай-ка, посчитай, что за четыре года получилось: семерых взяла, троих за два месяца потеряла. Вот радость-то Бабушке!

Старуха мигнула черному псу, и Виктория завизжала.

— Ну да, я же понимаю, тебе некогда, ты у нас занятая: книжки пишешь, наукам учишь, вот, с бесенятами тешишься. Да только дело стоит, Викочка. И ладно бы, только на месте стояло: хуже делается, вот ведь беда.

— Я…убила…как ты…и сказала…справилась… — слова приходилось с усилием выталкивать из разодранного криком горла.

— Никого ты, дура этакая, не убила!!! — заорала старуха в лицо Виктории, обдавая ее брызгами зловонной жижи и смрадом разложившихся внутренностей. — Ты спросила, что делать, ежели охотника сыщешь, я и сказала — убей. А ты что? Фетюка какого-то булавками накормила, а Инквизитор как был жив, так и жив до сих пор! И пока ты тут срамные места чешешь, только что еще одну из твоих загубил! Семеро вас теперь осталось, понятно?! Так-то! Собрать не можешь, так хоть сберечь сумей! Жили — не тужили, так и то за четыре года еле семерых сестер нашла! А как трудно стало — все, вообще руки опустила, пусть всех убивают, пока ты тут прохлаждаешься!

Голос старухи дребезжал, как старая жесть на ветру. Виктория почувствовала, что ко всему прочему, у нее начинает страшно болеть голова. Пес снова пошевелился в ней, и она заплакала.

— Бабушка, прости, я все исправлю, прости…пожалуйста…

Старуха посмотрела на нее в упор тяжелым, немигающим взглядом.

— Инквизитора найти и убить. Алинку рыжую подготовить и на шабаш привести. Сроку тебя на это все месяц. И смотри мне, чтобы ни одной больше сестры не потеряла! Потому как после посвящения, не твои они, а Его. Понятно что ли, госпожа Прима?

Виктория всхлипывала и кивала.

— Ну вот и ладно, — сказала старуха. — Как выполнишь все, поговорим, что дальше делать. А сейчас пора мне. И так тяжко ходить, а сегодня, пока колокола бьют, и вовсе муторно. Спать буду месяц теперь. А ты не подведи меня тут.

Старуха повернулась и шагнула в угол.

— Бабушка! — позвала Виктория. — Бабушка!

Та повернулась.

— Ну, чего тебе еще?

— Скажи им…что бы ушли.

Старуха прищурилась и растянула синие губы в ухмылке, обнажив обломки черно-желтых зубов.

— Бесенята-то? Так ты ж сама их позвала, я-то что сделаю? Веселья хотела, внученька? Вот и повеселись.

Старуха исчезла. Огромный удав под Викторией шевельнулся, разинул белесую пасть и впился ей в грудь длинными, острыми клыками. Она закричала, забилась, а черный пес выдернул зазубренный пенис у нее из влагалища, едва не вывернув наизнанку, и с размаха всадил его в зад. Пес задергался в бешеном ритме, и крик Виктории стал пронзительным воем…