Молот ведьм

Но вот раны за ухом были намного загадочней. Небольшие, глубокие, словно кто-то еще при жизни жертв ударил их длинными узкими остриями. Я уже некогда видел подобные раны, милые мои. И то не были зубы вампира. Некий преступник использовал вставные, хорошо подогнанные железные челюсти с острыми клыками, чтобы убивать своих жертв и выдавать себя за вампира. Сие удавалось ему крайне успешно, пока не встретил он на своем пути некоего скромного инквизитора, достойным сожаления образом лишенного воображения и потому чрезвычайно далекого от того, чтобы уверовать в ерунду, которую рассказывали друг другу простолюдины.

Разбойника того разорвали лошадьми на городской площади, и уж поверьте мне, не восставал он из мертвых, хотя настолько поверил в то, будто он – вампир, что выл и кричал, когда выставили его под лучи полуденного солнца.

– Еще один Фогельмайер, – буркнул Курнос, присматриваясь к останкам.

Теперь и я припомнил, что преступника, который изображал вампира, действительно звали Фогельмайер. Я уже говорил, что Курнос обладает необычным талантом запоминать имена, даты и течение разговоров – даже тех, что случились несколько лет назад. Ну, порой от этого бывает толк.

– Нет, Курнос, – сказал я. – Фогельмайер не умел выкачивать всю кровь. И грязищи после него было – словно на бойне. А здесь кто-то выпил несчастных, но в то же время на удивление заботливо обошелся с телами.

– А может, типа барон приказал их помыть? – спросил Первый.

– Навряд ли, – сказал я, поскольку заметил, что у жертв были грязные стопы и засохшая земля между пальцами.

Скрипнув дверьми, в комнату вошел Кнотт. Издевательски усмехнулся; несмотря на количество выпитого, он казался почти трезвым.

– Начинаете верить?

– Со всей уверенностью соглашусь, что неподалеку рыщет крайне отвратительный убийца, но я все еще не вижу дела для инквизитора. Если барон не в силах справиться сам, смею предложить ему обратиться к юстициариям. Кто были эти люди?

– Слуги, – Кнотт пожал плечами и чуть дольше задержал взгляд на женщине. – Ее звали Элизабет. Что был за темперамент, господин Маддердин. Жаль.

– Жаль, – сказал Первый.

Я знал, чего бы он хотел, но не собирался позволять ему никаких аморов. Домашним барона наверняка не понравится такое обхождение с останками, даже если это всего лишь останки служанки. Первый же питал странные чувства к мертвым женщинам. Порой я позволял ему расслабиться с подобными «игрушками» (поскольку так он никому не мог навредить), – но не сейчас.

– Увидели все, что нужно?

– Здесь мало что можно увидеть, – ответил я.

– Ну тогда господин барон просит вас на беседу. – Он дал знак слугам, чтобы унесли трупы.

– Я так понимаю, что сердца пробили кольями уже после смерти, верно?

– Верно, верно, – пробормотал он. – Когда мы нашли трупы, на них были только те два следа на шее и никаких более ран.

Я уже подумывал над этой проблемой. Видите ли, не так уж просто убить человека, не нанеся увечий. Я осмотрел и ощупал черепа жертв, чтобы убедиться, не оглушили ли их сильным ударом. Проверил запястья рук и кости ног, пытаясь найти следы от пут. Обследовал шеи, чтобы исключить возможность удушения. И ничего. Возможно, их ошеломили ядом или опьянили? Но в содержимом желудка не было следов алкоголя, а провести пробы на яды я не мог. Да и не всегда это удается, ведь я не медик, а всего лишь скромный инквизитор, пусть и обладающий некоторым необходимым в моей профессии знанием анатомии и физиологии человеческого тела.

– Прошу за мной, – сказал Кнотт и двинулся к дверям. – Для ваших людей приготовили место в челядной.

Чтобы добраться до комнаты барона, нам пришлось пройти длинным узким коридором со стенами из темного камня, а потом галереей, что вела над замковым двором. На площади горел большой костер, у которого сидело несколько стражников, их тени, едва видимые в слабом свете месяца, ложились на стены.

Наконец мы оказались перед дверьми покоев Хаустоффера. В прихожей дежурили двое слуг, и один из них, увидев нас, вскочил с лавки и постучал во вторые двери.

– Господин барон просит вас зайти, – известил он через минутку.

Мы вошли, и я увидел, что Хаустоффер лежит в огромной кровати с балдахином, а на табурете подле него сидит молодой слуга с книжкой в руках. При виде нас слуга поклонился и тихонько вышел.

– Как оно там, господин Маддерин? Внимательно все осмотрели? – спросил барон, приподымаясь на ложе. – Садитесь.

Мы присели на табуреты подле резного шкафчика, полного хрустальных кубков, бокалов и графинов. Все они были инкрустированы золотом, серебром и драгоценными камнями. Я смотрел на них если не с восторгом, то по крайней мере с интересом, ибо таких прекрасных вещиц не видал даже у Его Преосвященства епископа Хез-хезрона.

– Красивые, верно? – Хаустоффер заметил мой взгляд. – Жаль, что лишь мастерам из Винии ведомы тайны производства хрустальных изделий.

– Всякая тайна раньше или позже тайной быть перестает, – позволил я себе заметить. – Это только вопрос времени. Обстоятельств и времени.