— А ты уверен, что твой юный друг не один из них? — спросил Роберт, расплываясь в улыбке.
— Он пишет книги, — ответил Павел.
— Так Бухарин тоже писал. Пока его не уничтожил Сталин.
— А все потому, что он выступал против коллективизации на селе, — сказал Павел. — Они тогда расстреливали каждого, кто был против всего коллективного, даже коллективных вросших ногтей. Были и такие прецеденты, особенно на Урале.
— А вы тоже против коллективизации сельского хозяйства, молодой человек? — спросил меня Роберт.
— Нет, если маячит перспектива расстрела, — сказал я.
— Сообразительный паренек. — Он ввернул немецкий эквивалент — ein Bursche. — Добро пожаловать в наш маленький клуб.
Как только мы отошли и Роберт уже не мог нас слышать, Павел сказал:
— Он косит под деревенского дурачка, но ты не заблуждайся на его счет. Роберт — редактор всех немецких новостей, и это означает, что после герра директора его слово решающее, когда речь заходит о том, как и что передавать в новостных выпусках для наших слушателей из той тюрьмы, что черев дорогу отсюда. А если вспомнить, что он убежденный сторонник Франца Йозефа Штрауса, к тому же католик из Гармиш-Партенкирхена, этого уютного гнездышка разведшколы, совершенно очевидно, что по совместительству он — сотрудник
— Западногерманская разведка?
— Похвально. Дай-ка угадаю… ты здесь, в Берлине, собираешь материал для шпионского романа. Вот уж поистине самое примитивное литературное развлечение послевоенного времени.
— Я не романист, и к тому же думаю, что твой соотечественник, мистер Конрад[51]
, поспорил бы с таким мнением о шпионском романе, когда писал своего «Тайного агента» в…— …1907 году. Кажется, помимо интеллекта у тебя еще и склонность к дидактизму.
Мы подошли к следующему столу, за которым сидела молодая женщина с прической панка и лицом, скрытым под слоем белил. Она слушала магнитофонную запись в огромных наушниках, ободок которых как будто завис над торчащими загеленными прядями. Она курила сигарету, на столе перед ней стояли три открытые бутылки кока-колы. Павел обратился к ней по-польски. Она взглянула на него с усмешкой, но потом демонстративно закрыла глаза и начала громко подпевать записи на пленке, коверкая английские слова. Я не сразу разобрал, что это песня Джо Джексона
— Хочу тебе представить свою соотечественницу. Малгоржата.
— На вашем языке это Маргарет, — произнесла женщина на очень хорошем английском.
— Но мы здесь говорим по-немецки, — сказал Павел
— Он выглядит очень по-американски. Типичный янки.
— Ты слышал, Томас? Через тридцать секунд после знакомства моя
Малгоржата тотчас ответила ему по-польски, и ее голос заметно посуровел.
— Я что-то пропустил? — спросил я.
— Он назвал меня своей
— А что такое
— Золотая баба.
— Проявление нежности, — сказал Павел по-немецки.
— Нет, источник раздражения. Короче, заткнись, я больше не желаю тебя слушать. Лучше спрошу твоего милого американского друга…
— Вообще-то мы не друзья, — перебил я ее.
— Что ж, тогда ты мне нравишься еще больше. Я здесь главная по рок-н-роллу. Составляю программы дегенератской музыки, которую мы транслируем на ту сторону. А ты чем занимаешься?
— Я пишу.
— Уверена, что пишешь интересно. Надеюсь, еще увидимся.
Она вернула наушники на место и, отъехав на стуле, повернулась к Павлу спиной.
— Похоже, ты неотразимо действуешь на женщин, — сказал я, когда мы отошли от стола Малгоржаты.
— Так и есть, тем более что она была моим очередным трофеем.
— Позволь тебя спросить. Есть здесь кто-то, с кем ты не спал?
— С ней, — сказал он, кивая в сторону женщины, которая пересекала офис, направляясь в одну из студий.