Момент бури

И столько ярости, столько лютой ненависти звучало в ее голосе, что мне стало страшно. Я закрыл лицо руками, словно это могло уберечь от клокочущего урагана чужих эмоций, от черного колодца собственного недавнего безумия, всколыхнувшегося в разуме…

…И внезапно, словно стена, рухнуло на меня озарение - все это время, на Ганимеде, пока я отчаянно пытался собрать себя из многих тысяч сверкающих осколков разбившихся зеркал, в тайне от всех меня поддерживала именно Тэйну. Не Джейни, целитель и телепат первого ранга, любившая другого, а Тэйну. Она защищала меня от Ольмезовского, неумело, отчаянно, яростно, да так, что всесильный властитель Ганимеда ни о чем не догадывался… кого он только не подозревал, включая бедняжку Хорэн! А вот о Тэйну даже не подумал. О деморализованной, впавшей в беспросветное отчаяние, вздрагивавшей от одного звука моего имени Тэйну! Она скрывала свои подлинные чувства под противным ее сердцу эмоциональным барьером. Она до сих пор хранила в себе осколки моего прежнего "я". В какой-то мере она стала мной даже больше, чем я сам, - лишь бы сохранить, сберечь даже самые малые крупицы моей памяти и души…

- Почему, Тэйну? - простонал я, пряча лицо в ладонях. - Почему?!

- Я полюбила, - тихо ответила она.

Прикосновение ее пальцев - легкое, невесомое, нежное. И что-то во мне дрогнуло, раскололось, разлетелось на множество ранящих осколков. Я уткнулся в теплые ладони Тэйну и зарыдал, содрогаясь всем телом. Я не плакал так с самого детства, с тех пор, как внезапно пропала мама и в глубине души, там, где я всегда слышал ее голос, поселилась беспросветная глухая пустота.

Тэйну гладила по голове, как ребенка, а я прижимался к ней, не в силах унять бешеный поток слез, копившийся во мне, наверное, целую вечность. Постепенно я все же успокоился. На место недавней истерики пришло странное опустошение, отрешенное спокойствие, тихая печальная радость…

Словно кровоточащие раны памяти прикрыло целительной пеленой забвения…

Словно мозаика из разрозненных сияющих кусочков вновь собралась в подобие связного узора, правда, совершенно не такого, каким он был прежде…

Словно разбитое когда-то зеркало вновь обрело свою целостность…

Тэйну нагнулась ко мне и поцеловала - мягко и вместе с тем настойчиво. И мы все-таки занялись любовью, как она и хотела с самого начала. И получилось это совсем не так, как выходило под давящим гнетом психокода на Ганимеде. Мы были очень нежны друг с другом.

И мы действительно были свободны в своих поступках и действиях - отныне и навсегда.

10

Над темной гладью уснувшего моря пылали крупные южные звезды. Сонно шипел прибой, без устали налегая на гладкий песок пустынного пляжа. Ветра не было, воздух дышал предрассветной прохладой, однако на востоке по-прежнему царила непроглядная тьма, словно солнце по какой-то причине не желало вставать в назначенный час.

Я ждал рассвета. Я любил бродить по пустынному пляжу в предрассветные минуты. В такие моменты мне бывало действительно хорошо. Можно было забыть о кранадаинской алой лихорадке, завезенной к нам Чужими не то по банальному недосмотру, не то по злой воле. Алую лихорадку тогда лечить еще не умели. Да и сейчас, в общем-то, панацеи как таковой не существует. Я любил бродить по пустынному пляжу в ожидании рассвета и не думать о том, что скоро умру от мерзкой неизлечимой заразы…