Момент бури

Они такие же, как мы. Точно такие же. Они испытывают те же эмоции, что и мы: боль, гнев, гордость, долг перед кланом и старшими родственниками, страдания и муки безответной любви. Это не врамены с их психологией пчелиных ульев. И не загадочные веганцы со своим почти запредельным, вызывающим ужас могуществом. Что с того, что сородичи Воркен сумели создать обширную галактическую державу, а мы до этого еще не доросли? Что с того, что их корабли способны практически мгновенно преодолевать межзвездные расстояния, а мы до такого фокуса еще не додумались? И что за разница, в конце-то концов, какие предки дали жизнь нашим расам - обезьяны или гигантские кошки. Они такие же, как и мы. Точно такие же. Мы можем разговаривать друг с другом. Мы можем понять друг друга. Тот, кто впервые назвал их "Чужие", был идиотом.

Я вздохнул и полез в снегоход. Поспать надо, пожалуй…

15

Но выспаться опять не удалось. Еще при разговоре с Воркен, с того самого момента, как я увидел брелок, сотворенный мною в прошлой жизни для Джейни, мою душу пронизало давящее предчувствие близкой беды. Было удивительно тоскливо и гадостно, такое отвратное состояние как нельзя лучше характеризуют слова "на душе кошки скребут". Вот именно, скребут, острыми-острыми когтями по свежевымытому стеклу… Кто хоть раз слышал такой звук, поймет.

И снова нахлынули воспоминания. Город Чужих помог. Там, на Содатуме, у Ми-Грайонов был точно такой же город, только без защитного купола. Я помнил, как мерзко чувствовал себя там тогда. Не лучше, чем здесь сейчас.

Хотя никто, в общем-то, меня не обижал. Даже от алой лихорадки вылечили. Им это оказалось раз плюнуть, несколько дней и нет заразы. Сволочи. Завезти инфекцию - это пожалуйста, а вакцину предоставить - Боже упаси, закон о культурном эмбарго запрещает. Нельзя, мол, диким варварам передавать технологии, до которых эти самые варвары еще не доросли…

…Я неподвижно сидел на песке, прижавшись к холодному боку остывшего за ночь гигантского валуна… Воздух дышал предрассветным холодом, но на востоке по-прежнему царила чернильно-черная тьма, словно солнце не желало вставать в назначенный час. Ох, и плохо же мне было! Так плохо, что и словами не передать. Беспросветная тоска давила гнетом глухой тишины. И даже когда вплелись раздражающим диссонансом в мелодию моря чьи-то неторопливые шаги, я не пошевелился. Мне было плевать, кто там идет. Шевелиться совершенно не хотелось.

Лантарг Чужих, Лаутари Набэйль-литанош Мин, постоял какое-то время, молча меня разглядывая, долго смотрел, а потом вдруг сел рядом, поджав по обычаю своего народа ноги, по-прежнему не говоря ни слова. Я отвернулся. И так ясно, зачем он явился. Глупо было убегать из их города. Глупо прежде всего потому, что бежать было просто некуда…Но эти морды кошачьи опротивели мне до невозможности. Сил не было больше смотреть на них.

Узкая, еле различимая полоса света прорезала чернильную, усыпанную колкими бриллиантами звезд, темноту на востоке. И началось стремительное победное шествие света, гасящее звезды и наполнявшее мир неповторимым золотым сиянием нового дня.

- Смотрите,- тихо сказал я.- Золотой рассвет…Как раньше.

Лантарг промолчал. Глазам, привыкшим к ослепительному сиянию горячих солнц Ядра Галактики, даже самый яркий день янтарного солнца Содатума казался вечными сумерками, унылыми и серыми.