Момент

Он ждал меня в дальней кабинке кафе «Стамбул», помешивая приторный турецкий кофе крохотной изогнутой ложкой, фирменной для этого заведения. Он был одет в своем понимании стиля «кэжуал»: в красной рубашке «Лакост» и желтоватых брюках. Но даже этот маскарад не мог скрыть в нем профессионала, привыкшего всегда быть начеку. Создавалось впечатление, будто он оделся для партии в гольф в каком-нибудь респектабельном загородном клубе и в то же время приготовился следить за всеми, кто попадет в поле его зрения. Когда я приблизился к кабинке, где он расположился, мне стало понятно, что он подслушивает разговор турка и его подружки-немки, худющей блодинки, за соседним столиком.

— Она наркоманка, а он ее дилер и заодно сутенер, — доложил он мне, когда я уселся напротив него.

— Прошу прощения?

— Парочка у тебя за спиной. Она пашет на него, а он снабжает ее белым порошком, на котором много лет держался твой сосед по квартире. Впрочем, снимаю перед ним шляпу — смог без наркоты закончить свой триптих. Мне всегда нравились истории про «победы над слабостями», особенно с участием художников-геев и наркоманов, которые еще работают в стиле экспрессионизма… хотя он, кажется, терпеть не может сравнения с Ротко, не так ли?

— Мне что, пора задаться вопросом, не работает ли и он на вас?

— Наконец-то ты развеселил меня. Заявляю со всей ответственностью, что мистер Фитцсимонс-Росс не имеет к нам никакого отношения. Но вижу, ты усвоил, что у всех стен есть уши. Похвально.

— В вашем мире это уж точно.

— Позволю себе заметить, вид у тебя неважный. Что за субстанция повергла тебя в такое состояние?

— Это мое дело.

— Кто бы спорил. А как тебе концерт?

— Впечатляет.

— Другими словами, ты не расслышал ни одной ноты. Да и кто тебя осудит, зная о том, что занимало твои мысли? Мистера Велманна видел?

Я кивнул.

— Ты счел это убедительным доказательством?

Я не ответил, но потянулся к его пачке «Олд Голде» и вытащил сигарету.

— В подкрепление вчерашних слов я прихватил с собой вот эти фотографии фрау Дуссманн и герра Хакена, которые прибыли в Гамбург разными поездами.

Он полез в папку, что лежала перед ним на столе.

— Не надо, — остановил я его. — Я сделаю то, о чем вы просите, но при одном условии: я хочу покончить со всем этим завтра же.

— Почему, позволь спросить?

— Потому что я знаю, что не смогу долго играть эту роль.

— Что ж, это честный ответ.

— Вы просите меня уложить ее в постель и сделать вид, что ничего не произошло. Но как я могу прикоснуться к ней после того…

— Если ты не займешься с ней любовью сразу по приезде, она заподозрит…

— Я симулирую пищевое отравление или что-нибудь в этом роде.

— И все равно она может насторожиться.

— Нет. С чего ей подозревать меня? Вы ведь все держите меня за болвана, не так ли? Так почему же она решит, что я знаю ее маленький грязный секрет?

— Но ты упомянешь про расшифровку интервью?

— Разумеется.

— Тогда скажи, что на радиостанции управились с работой еще вчера. Назови имя фрау Кёниг. Обычно она занимается этим.

— А если, как я подозреваю, Петра не станет фотографировать документы…

— Если фрау Дуссманн случайно спросит у фрау Кёниг про ту работу, которую та якобы делала для тебя в выходные, фрау Кёниг знает, что ей ответить. Но зачем она станет упоминать об этом, ведь в таком случае она разоблачит вас как пару?

— Думаю, в этом вы правы.

— Что ж, значит, план остается прежним. Она возвращается экспрессом Гамбург — Берлин в семнадцать сорок три. С вокзала ее «проводят» прямо до твоей двери. Другая группа оперативников будет дежурить на улице, и, как только она войдет в подъезд, они передвинутся к входной двери. Я предлагаю тебе сразу же пожаловаться ей на недомогание и сказать, что пораньше ляжешь спать. Но вечером, как бы мимоходом расспросив ее про поездку в Гамбург…

— Думаю, я сам соображу, что сказать. Когда я смогу получить текст интервью?

— Завтра, после одиннадцати утра, здесь же.

— Вы полагаете, это хорошая идея?

— Здешний хозяин… он мой друг.

Я закрыл глаза. Неужели этот человек и его люди проникли во все уголки моей жизни?

— У вас так много друзей, да? — наконец произнес я.

— Это потому, что я очень дружелюбный парень.

Остаток дня я провел в кинотеатре. Я знал одно местечко возле Кудамм, где начинали крутить кино в час пополудни, и программа там постоянно менялась. Я так и мотался из зала в зал до позднего вечера, пытаясь не думать, а набираться решимости для завтрашней встречи с Петрой.