Мона Лиза Овердрайв

У Молли, как и у девочки Моны, ГРЕХа нет, ее рождение не зарегистрировано, и тем не менее вокруг ее имени (имен) роятся мириады предположений, слухов, противоречащих друг другу сведений. Уличная девчонка, проститутка, телохранитель, наемный убийца, она на различных уровнях сливается с тенями героев и злодеев, чьи имена ничего не говорят Энджи, хотя остаточные их образы уже давно вплетены в ткань мировой культуры. (Раньше все это тоже принадлежало 3-Джейн, а теперь принадлежит ей, Энджи.)

Молли только что убила человека, всадив ему в горло одну из своих -взрывчатых игл. Упав на стальные перила, тяжелое, увешанное оружием мертвое тело обрушило значительный участок подвесного моста. В этой комнате нет другого выхода, факт, обладающий определенным стратегическим значением. В намерения Молли, вероятно, не входило уничтожение подвесного моста. Она стремилась лишь воспрепятствовать головорезу-наемнику воспользоваться выбранным им оружием – мощным короткоствольным ружьем с покрытием из черного светопоглощающего сплава. Тем не менее чердак Джентри теперь надежно изолирован.

Энджи понимает, что значит Молли для 3-Джейн, видит, почему 3-Джейн желает заполучить эту женщину, видит причину ее ненависти – и, зная это, постигает всю банальность человеческого зла.

Энджи видит, как Молли беспокойно рыщет по серому зимнему Лондону, рядом с ней маленькая девочка, – и знает, не зная откуда и как, что та же самая девочка находится сейчас на Маргейт-роуд, 23, СВ-2. (Континьюити?) До недавнего времени отец девочки был хозяином человека по имени Суэйн, позже этот делец перешел на службу к 3-Джейн – ради информации, которой она снабжает тех, кто повинуется ее воле. Как и Робин Ланье, хотя, конечно, последний надеется, что ему заплатят иной монетой.

К девушке Моне Энджи испытывает странную нежность, жалость и до некоторой степени завидует ей. Хотя девушку изменили так, чтобы она как можно больше напоминала ее саму, жизнь Моны не оставила практически никаких следов в ткани бытия и олицетворяет в знаковой системе Легбы максимальное приближение к невинности.

Черри-Ли Честерфилд окружена печальными небрежными каракулями, ее информационный профиль напоминает рисунок ребенка: привлечение к суду за бродяжничество, нелепые долги, прерванная карьера парамедицинского техника шестой ступени – и все это в обрамлении даты рождения и ГРЕХа.

Слик, или Слик Генри, – среди неГРЕХовных, но 3-Джейн, Континьюити, Бобби – все они щедро одаривали его своим вниманием. Для 3-Джейн он служит как бы фокусом второстепенного кода ассоциаций: в его последовательном ритуале конструирования роботов, ставшем реакцией на психическую травму в результате уголовного химнаказания, она видит собственные провалившиеся попытки изгнать призрак бесплодной мечты Тессье-Эшпулов. В коридорах памяти 3-Джейн Энджи нередко набредала на каморку, где манипулятор с паучьими лапами, перемешивая обломки краткой и вздорной истории “Блуждающего огонька”, воплощает в шкатулки пронзительно печальные, горькие воспоминания – акт затянувшегося художественного коллажа. А у Бобби – воспоминания иные, они получены от художника, сумевшего добраться до Вавилонской библиотеки 3-Джейн: это рассказ о медленном, печальном, почти ребяческом труде, воздвигающем на плоской равнине под названием Собачья Пустошь новые образы боли и памяти.

Внизу, в холодной темноте Фабрики, одна из кинетических скульптур Слика, управляемая подпрограммой Бобби, как раз сейчас отделяет левую руку от тела еще одного наемника, задействовав для этого механизм, позаимствованный два года назад у комбайна китайского производства. Наемник, чье имя и ГРЕХ проплывают мимо Энджи цепочкой горячих серебристых пузырьков, умирает, прижавшись щекой к сапогу Пташки.

Только Бобби – единственный из всех людей в этой комнате – не представлен символами. И Бобби – это не отслужившее свой век тело, ремнями привязанное к носилкам, с подбородком, покрытым пленкой засохшей блевотины. Бобби – это даже не насмешливое, до боли знакомое лицо, глядящее на нее с монитора на верстаке Джентри. Может быть, Бобби – это массивный параллелепипед памяти, привинченный над носилками?

И вот, ступив на перекатывающиеся дюны из испачканного землей розового атласа под стальным механическим небом, Энджи наконец-то свободна и от этой комнаты, и от всей ее информации.

Рядом с ней идет Бригитта, и нет никакого давления или пустоты ночи, никакого гудения потревоженного улья. Нет свечей. Континьюити тоже тут, представленный в виде неразборчивых бегущих каракуль из серебристых блесток, которые почему-то напоминают Энджи о Хилтоне Свифте на пляже в Малибу.

– Как ты себя чувствуешь? Лучше? – спрашивает Бригитта.

– Спасибо, намного.

– Я так и думала.

– Почему тут Континьюити?

– Потому что он твой двоюродный брат, созданный из биочипов “Мааса”. Потому что он юн. Мы провожаем тебя на свадьбу.

– Но кто ты, Бригитта? Что ты есть на самом деле?