Монады

Именно современная урбанистическая культура весьма существенно изменила основные параметры человеческого существования, вплотную приблизившись к проблеме новой антропологии. А и то – урбанизм порушил привычные суточные и сезонные временные циклы, разрушил не только большую, но и традиционную семью, отделил любовь от деторождения (сексуальная революция и реабилитация нетрадиционных половых ориентаций), отделил, почти уже отделил деторождение от репродуктивных способностей человека (производство детей в пробирках и подступающее время клонирования), интенсифицировал мобильность перемещений в пределах как одного города, так и в пределах мировой географии, что превратило способность к мгновенной ориентации и переключению кодов восприятия и поведения в основную добродетель и стало основным фактором удачливости и даже выживаемости в современном мире. (Мне, конечно, хотелось бы в достаточной подробности обсудить и проблемы транспонировки всех подобных проблем на экстраполируемую область эвристически-описываемого будущего, где одна проблема идентификации многоголовых унифицированных клонов, лишенных основных старо-антропологических экзистенцем – травмы рождения, травмы взросления и травмы смерти – может привести в восторг, ужас или отчаяние носителей нынешней антропологии. Но это слишком уж изощренная и обширная область спекуляций, чтобы стать просто составной частью наших нынешних беглых рассуждений. Уж какое там самозванство или само – званство! То есть какое-то явно наличествует. Вернее, будет наличествовать. Но какое? – представление о том ныне просто непосильно нашему уму. Так что оставим на потом.) В конце же этого абзаца, может, не совсем по делу и не совсем кстати, хочу привести один исторический пример. Во времена завоевания Средней Азии еще войсками славного российского царского режима под водительством, кажется, славного Скобелева, люди вынуждены были питаться местными продуктами и потреблять местную пищу, кстати, не самую худшую, как знают многие, в пору еще общесоветской государственности посещавшие данные места. Так вот, офицеры, приученные к пище разнообразной, чувствовали себя вполне удовлетворительно. Солдаты же, привыкшие к однообразной крестьянской пище, ужасно страдали желудками и премного потерпели вплоть до летальных исходов от проклятых бусурманских продуктов и блюд.

Если же обратиться к последней «чуме» нашего времени (нет, нет, я не имею в виду СПИД) – компьютерам и интернетному пространству – то они бросают следующий и еще пущий вызов нашим, веками укрепленным представлениям о человеческой идентичности. Во-первых, в общении по интернету время окончательно одолевает пространство (что, собственно, началось уже в нынешнем стремительном и экранированном от пространства транспорте, где преодолеваемое пространство преобразуется в некоторое, вырванное из рутинного течения жизни, не приписанное ни к чему время). Во-вторых, адресат общения лишается всяких половых, возрастных, расовых признаков. Даже те небольшие отпечатки этих различий, откладывающиеся в языке и культурном багаже, полностью размываются в квази-английском письме и обще-молодежном культурном языке общения. Все это еще усугубляется тем, что за одним адресатом могут скрываться несколько лиц, и, наоборот, за несколькими – один и тот же. Да это и неважно.

Ну, да ладно. Что-то уж очень меня забрало в ходе и в пределах данного научно-утопического спора-противостояния неким невидимым оппонентам. Лучше скромно продолжим нашу узкую и неамбициозную тему.

Конечно, атавизм сильных идентификаций, желание и предпочтение их (и не только тех трех, мной упомянутых) проявляется во всякого рода объединениях с милитаризированной униформой, в молодежных сходках и группах, сектах и культах. Но даже и они в пределах бесчисленного количества городских контактов, идентификаций и перемещений размываются в своей тотальности и длительности.

Так вот, приняв либо за данность, либо за условность предложенный мной набор идентификаций, признаем, что именно мобильность в переключении и отыскании оптимальных модулей перевода-перехода становятся основными параметрами сбалансированной и удачливой личности. Даже возникший в пределах западной культуры новый доминирующий идеальный образ профессионала в своей основе имеет и акцентирует эту самую мобильность и культурную вменяемость.