- Какие мосты? – не поняла девушка, но Андрей не ответил, уйдя в свои мысли. Он шел в обычном режиме, не переходя в боевой – нужно экономить силы, да и толку-то, если он будет двигаться быстро – все равно Беата за ним не успеет. А как она верно сказала – Андрей ее не бросит.
Невысокий, вначале, ход расширился, и в нем можно было уже стоять, а не передвигаться полусогнувшись. Стены, облицованные красным кирпичем, «украшенным» вязью их серого мха, расширились, теперь здесь можно было идти по трое в ряд, а не протискиваться по одному.
На стенах – крепления для факелов и фонарей – ржавые, покрытые коричневой коркой. И немудрено – было довольно сыро, почему – Андрей понял через несколько минут, когда пересек толстую решетку, вделанную в пол – под ней журчал поток воды, от которой шел затхлый, неприятный запах. Видимо это был один из канализационных каналов.
Идти пришлось довольно долго – минут двадцать, может больше. В конце тоннеля находился, как обычно, стальной люк с мощными засовами – без ведома хозяина крепости войти было нельзя. Что за люком – неизвестно. Куда он выходит – тоже непонятно.
- Помнишь, что я говорил? Садись на пол, прижмись к стене – нет, не тут, подальше, дальше! Вот так. Без моего сигнала не выходи!
Бледная как полотно, дрожащая Беата уселась на пол, обхватив руками колени, Андрей же вернулся к люку. Ощупал засовы, осторожно, стараясь не скрипеть, отодвинул первый, сверху. Подождал, прислушался – тихо. Но может просто люк слишком толстый и за ним не слышно? На улице сейчас должна быть глубокая ночь, начало четвертого, не больше. Похоже что металл экранировал и звуки, и эмоции тех, кто ждал его с той стороны – то, что их ждали, Андрей был уверен.
Вынул из ножен меч, левой рукой отодвинул второй засов, напрягшись изо всех сил – засов как будто прикипел к своему месту. Снова прислушался, достал кинжал и ногой толкнул люк. Люк дрогнул, но остался на месте. Пришлось налечь плечом. Люк начал двигаться, заскрипел, под гримасу Андрея – в тишине скрип слышался как барабанный бой полка гренадеров – медленно-медленно отодвинулся и вдруг отскочил в сторону, легко провернувшись на петлях.
Андрей прижался слева от проема, и не зря – высекая искры из потолка, снизу вверх, примерно на уровне пояса в дверной проем влетели несколько стрел и болтов. Они взвизгнули по кирпичу, выбив красную пыль, и прежде чем коснулись пола, Андрей уже выскочил наружу, готовый к бою.
Первое, что бросилось в глаза – лес копий, уставившихся в него стальными жалами. Не менее тридцати копейщиков, стоящих полукругом. Копья на метр от наконечника сделаны из металла, так что обрубить их нереально. Наконечники мечевидные, длинные, полуметровые – хоть руби, хоть коли.
Подземный ход вывел в большую пещеру, вероятно за город. Скорее всего, для подземного хода была использована естественная пещера, промытая в известняках. Это и объясняет то, что вначале подземный ход был таким узким и только потом расширился в несколько раз. Тут Андрея и ждали.
Мозг Андрея, как и всегда в бою, работал ясно, четко, как хороший компьютер. Бросок вперед – подкатился под копья, торчащие на уровне живота.
Чак! Чак! Чак! – с противным хрустом меч разрубил кости ног, и бойцы, лишившиеся опоры начали медленно-медленно заваливаться вбок, падая на землю.
Андрей оттолкнул людей, которые еще не ощутили, что искалечены навсегда, прорвался к ним за спину и начал кромсать, резать, колоть – всех, кто попадался по руку.
Позади копейщиков стояли мечники – они пытались достать верткого, как ртуть длинными мечами Андрея, но постоянно били мимо. И немудрено – для него их движения выглядели так, как будто они били понарошку, замедляя движения – вот сееейчааас яааа удаааарюууу... А вот для них все выглядело по-другому – вихрь! Вихрь смерти! Каждый, кто попал под его удар, тут же падал – искалеченный, мертвый, изрубленный на части.
Удар! – труп.
Удар! – отсеченная рука.
Удар! – разрубленная до сердца ключица.
Удар! – мозги из разрубленного черепа забрызгали солдат, ошеломленных таким безжалостным, диким, неудержимым напором.
Андрей вкладывал в эту мясорубку все силы, все умение, какое у него было, все то, чему он научился за годы войны – в своем мире, и в здешнем. Не было сожаления, не было мыслей о том, что ему жаль тех, кого калечит и убивает – выжить, вот один принцип, ради которого человек превращается в зверя. И неважно, кем он был в мирной жизни – или ты превратишься в зверя и всех порвешь, или сдохнешь, разорванный другими зверями. Иного не дано.
Брызгала кровь, хрустели кости, хлюпало под ногами – и это была не водица...
Сколько времени продолжся бой – Андрей не знал. Остановился только тогда, когда перед ним не осталось никого, кроме двух высоченных фигур с обнаженными мечами в руках. Они не двигались, просто стояли, остановился и Андрей, тяжело дыша от запредельных нагрузок.