Монах из Мохи

И тогда Мохтар поверил, что может и умереть. Другие народные комитеты состояли из обычных мужчин, подростков, немолодых банковских служащих, которым пришлось с оружием в руках защищать Аден. Но этот человек – бандит, оппортунист, а может, и безумец. Неважно, считает ли он Мохтара хуситом, – убить он способен в любом случае.

Машина лихорадочно петляла по городу. Мохтар чуял дизельное топливо, кожей ощущал, как скользят тени высоких домов, и размышлял о том, как умрет. Его пристрелят? Он вообразил, как сквозь череп летит обжигающий свинец. Вспомнил, как дядя Рафик, оклендский коп, рассказывал, что есть такое место между бровями и переносицей; если всадить пулю туда, говорил Рафик, – это как выключателем щелкнуть. Совсем не больно. Просто конец.

Мохтар не хотел, чтоб его пристрелили. Лучше всего, решил он, ножом по горлу. У всех мужчин в кузове были мачете. Мохтар подумал было попросить Кожаного о таком одолжении – о быстрой смерти от чистого клинка. Так мусульмане убивают животных, чтобы мясо было халяльным. Для млекопитающего это быстрая и гуманная смерть. Мохтару привиделись собственные похороны. Он вообразил, как мэр Сан-Франциско читает панегирик. Президент Обама, вероятно, тоже скажет что-нибудь. Хотя бы смысл донесет. «Мохтар Альханшали умер, занимаясь любимым делом». Это хорошая смерть? Мохтар подумал про родителей, про братьев и сестер. Подумал про Виллема, Джоди, Марли, Стивена. Быть может, его смерть их вдохновит. Он станет мучеником. Кофейным мучеником? Он жил хорошо. По крайней мере, несколько лет он жил хорошо. Он подумал про Остров Сокровищ. Про «Инфинити». Про статую человека с кофейной кружкой. Да нет, история у него – так себе история. Бессмысленная. Неоконченная.

Он подумал про Ричгроув, про бабушку в лавке. Воочию увидел, как Хамуд и его тетка готовят пир в Иббе. Кто все это будет есть?

Он умрет совсем молодым. Эта мысль его потрясла. Двадцать шесть – это очень мало. Он подумал про Мириам. Джастина. Джереми. Джулиано. Все они будут жить дальше, нести это бремя – память о мертвом друге.

Грузовик мчался по городу. Хуже не будет, прикинул Мохтар, – можно попробовать. Рассказать свою историю этим людям. Больше у него за душой ничего нет.

– Хотите послушать мою историю? – спросил он Кожаного.

Тот фыркнул:

– Хорошо ее выучил? Уверен?

– Иншалла, – ответил Мохтар, – уверен.

Люди в кузове засмеялись.

И Мохтар рассказал – соткал историю кофейных фермеров Хаймы и Буры, поведал о том, как объединял их, обучал, надеялся доказать, что йеменский кофе достоин числиться среди лучшего кофе на планете. Весь мир пьет кофе, но кофе зародился здесь, сказал Мохтар. Этим нужно гордиться. Мир должен об этом знать. У нас есть шанс сделать кофе великим, показать всем, что у нас тут не только гражданская война, беспилотники и кат.

Когда он договорил, никто не произнес ни слова. Непонятно, услышал ли Кожаный, услышал ли хоть кто-нибудь. Тут ветер взвыл, и они загрохотали по разбитой дороге, набирая скорость на пути к внезапному концу.

Глава 35

Ласковая рука

Грузовик остановился и закачался вправо-влево – это люди выпрыгивали из кузова. Кто-то – чья-то ласковая рука – взял Мохтара за локоть.

– Осторожнее, – сказал мужской голос. Дружелюбный голос, ласковый, как и рука, что ему помогала. – Слезайте.

Мохтар сошел на улицу.

– Вот сюда, – сказал ласковый голос.

Мохтар сообразил, что не умер и, возможно, не умрет. Этот новый голос – что это за новый ласковый голос? Возможно ли, что этот человек ласково ведет Мохтара на смерть? А Кожаный где?

– Вверх по лестнице, – сказал ласковый голос.

Мохтар взобрался по лестничному маршу, и его провели по коридору, а затем в дверь. Даже в повязке на глазах он почувствовал, как переменился свет. Вокруг темно. Мохтар вздрогнул от гнилостной вони. Воздух был густ и влажен от человеческого пота, запаха немытых людей, застоялой мочи и фекалий.

Повязку сняли, и Мохтар огляделся. Он очутился в тесной комнатушке с толпой грязных мужчин. За спиной закрылась стальная решетка. Мохтар попал в обезьянник отдела полиции.

К нему бросился Ахмед.

– Где Садек? – спросил Мохтар, но тут увидел, что и Садек здесь, у Ахмеда за плечом.

– Я с тобой ехал всю дорогу, – сказал Садек.

Он тоже был в фургоне.

Мохтар нащупал деньги под ремнем. Деньги на месте. За все это время его так никто и не досмотрел. Иначе нашли бы деньги как пить дать. У Мохтара по-прежнему к животу прикручены четыре тысячи долларов.

В обезьяннике сидели еще человек десять, все в обносках. Один спал на цементном полу, весь в человеческих испражнениях. Мужчины справляли нужду где попало. Дышать было нечем. От вони перехватывало горло, слезились глаза.

– А где мы? – шепотом спросил Мохтар.

– В КПЗ, – ответил Ахмед.

Высоко в стене было одно зарешеченное окошко.