Монах: последний зиндзя

– Мы способны сами защитить вас, Юкио-сан! Вы – наш гость. Мы не хотим обременять вас заботами!

Когда обширная толпа разошлась с места церемонии, предоставив совершать захоронение праха Хидехиры священникам из Дайдодзи, Юкио и Дзебу отправились пешком к горам на севере.

– Они хотят избавить меня от забот навсегда, – криво улыбнулся Юкио.

– Ерубуцу недолюбливает тебя, но он не пойдёт против воли своего отца, – сказал Дзебу. Его слова гулом отозвались в его собственных ушах.

– Прошлое это прошлое, а настоящее это настоящее, – ответил Юкио, повторив старую самурайскую пословицу. – Со мной всё кончено, Дзебу-сан. Ерубуцу знает это так же хорошо, как и я. Хидейори получит мою голову, даже если он должен будет сокрушить эти горы, чтобы добраться до меня.

Дзебу подумал о своем собственном отце, безжалостно поверженном воином Чингисхана, Аргуном, и он почувствовал, как его переполняет волна любви к маленькому, кажущемуся слабым человеку, рядом с которым он сражался более двадцати лет.

– Я никогда не покину тебя, Юкио!

– Ты мне будешь нужен в конце, Дзебу-сан!

Пошел снег. Белые шапки выросли на черных валунах, которые были разбросаны по равнине. Юкио плотнее закутался в свой тонкий белый плащ.

Они еще долго шли по завьюженной земле к замку, переданному им князем Хидехирой как убежище. Когда Юкио прибыл в Осю десять дней назад, накануне последней болезни князя Хидехиры, Ерубуцу обещал снабдить Юкио и его отряд лошадьми, но лошади так и не появились. Ерубуцу и его семья уехали с похорон Хидехиры обратно в Хирайдзуми; Дзебу и Юкио должны были идти. Дорога, по которой они шли, была вычищена за долгое время вереницами путников, сносивших на обочину камни и гравий. Тропа поднималась в чёрные голые горы и начала виться и петлять. Новый снегопад омрачил путь. Холод обжигал пальцы на ногах Дзебу сквозь его ботинки из оленьей кожи.

– Ерубуцу собирается предать меня, – сказал Юкио.

– Что же, давай уйдём отсюда, Юкио-сан!

Юкио покачал головой.

– Священники говорят: живи так, как будто ты уже был умершим. Я живу так с тех пор, когда Хидейори на мое предложение восстановить союз ответил, подослав убийц. Куда мне бежать? На север, в Хоккайдо, чтобы жить среди волосатых варваров? Назад, в Китай, бросить себя на милость Кублай-хана? Нет, Дзебу, жизнь представляется такой несчастной, что смерть предпочтительнее. Большую часть жизни я прожил как животное, на которое охотятся. Все было ничего, когда я был молод и мечтал о великом будущем для себя и Священных Островов. Хидейори закрыл двери для всех надежд. Мне уже поздно начинать борьбу заново.

– Тебе только тридцать восемь, Юкио-сан!

– Для самурая это начало старости. Скоро моё тело станет подводить меня. Я уже сейчас думаю, как старик, о том, как глупы были мои юношеские мечты. Люди говорят, что мои победы над Такаши были блестящими. Все, чего я достиг этими блестящими победами, так это навлек на страну значительно более худшую тиранию, чем при Согамори, тиранию, которая может процветать десятилетия. Я воевал, чтобы восстановить славу и власть императора, а сейчас император значит не больше, чем кукла. Где-нибудь нанебесах или в аду Согамори и Кийоси смеются надо мной. Я хочу присоединиться к ним и дальше смеяться вместе, Дзебу-сан, над бесплодностью человеческих надежд.

Ветер жег лицо Дзебу острыми, очень холодными частицами льда и снега.

– Что с твоей женой и детьми? Если ты останешься здесь сражаться, то они наверняка умрут, когда ты погибнешь.

Свёкр Юкио отправил из своего имения его семью в паланкине. Сын и дочь Юкио редко видели своего отца и не знали, кем он был.

– Помнишь, что случилось с женщинами и детьми Такаши? – сказал Юкио. – Я останусь со своей женой и детьми. Я не хочу, чтобы их похоронили заживо.

Узкая тропа взбиралась по склоку утеса. Полуслепые от огромных белых хлопьев, задуваемых им в лица, они шли одной связкой, Дзебу впереди, одной рукой опираясь на скалистую стену. Когда же наконец ветер стих, они смогли увидеть желтое, мерцающее свечение огней высоко в горах. Они набрели на расщелину, дававшую укрытие, и протиснулись в неё, чтобы отдохнуть.

– Ты несравненный воин, бесстрашнейший человек и благороднейшая душа во всей Стране Восходящего Солнца, – сказал Дзебу. – Ты должен в славе восседать у ног императора. Ты, а не Хидейори, хитрый и лживый трус, должен держать бразды правления. Орден учил меня не ждать от жизни ничего, кроме насильственной смерти. Даже при этом я нахожу, что то, что случилось с тобой, невозможно понять.

Давным-давно один набожный путник вырезал глубоко в расщелине образ стоящего Будды – его рука поднялась в благословении. С улыбкой Юкио кивнул в сторону резьбы:

– Если ты, зиндзя, веришь в карму, как хороший буддист, ты поймешь, что в прошлой жизни я совершил, должно быть, такой грех, что мои теперешние беды лишь расплата за него.

– Люди верят в карму, потому что не могут найти другой идеи, придающей жизни смысл, – сказал Дзебу.